Шлиман. "Мечта о Трое"

Полчаса спустя в Нойштрелице мальчика поджидает у почтовой станции маленький человечек, который, несмотря на свою молодость — ему вряд ли более двадцати двух, — выглядит совсем старым. Со странной смесью смущения и важности он приветствует его по-латыни и называет себя кандидатом Андресом. К счастью, он знает немецкий, и, к счастью, до отправления почтовой кареты еще целый час, поэтому Генрих успевает немного осмотреть город, являющийся резиденцией герцога.

Через два дня он уже в Калькхорсте. Как только он запомнил имена всех своих двоюродных братьев, доброму согласию было положено начало. За три месяца, прошедшие в упорном труде, он заполнил многие пробелы в своих знаниях. И вот опять наступила весна, и он может, наконец, получше познакомиться с Калькхорстом.

Деревня Калькхорст, как и Анкерсхаген, принадлежит помещику. Только она больше, да и дома, в которых живут поденщики, просторнее, не такие унылые, запущенные кирпичные лачуги, а поновей, с красивыми островерхими крышами. Но и в них голова почти упирается в потолок, и они так тесны, что нельзя повернуться, не толкнув кого-нибудь из многих детей. А церковь — настоящий храм Соломона. Она так богато украшена росписью, резьбой и гербами, что здесь намного труднее следить за проповедью, чем в Анкерсхагене. В саду такой же большой пруд, только без волшебства, а позади у стены густые липы, почти такие же красивые, как и дома. У самого пруда стоит восьмиугольная беседка, где можно в полной тишине учить латинские слова. Во время каникул здесь сидит двоюродный брат Адольф, гордый от своих четырнадцати лет, и читает наизусть Гомера. Эта музыка действует на Генриха совсем иначе, чем орган, пение и даже игра на фортепьяно кузины Софи, его однолетки, с которой он особенно подружился.

Но самое чудесное в Калькхорсте — это колокольня. С нее видно далеко вокруг. Земля похожа на огромное озеро, волны которого, застыв, превратились в пастбища и леса, поля пшеницы и луга.

А если посмотреть на север, то видно море — двоюродные братья говорят, что летом туда можно ходить каждый день купаться, — бесконечное, серо-зеленое море, с белыми гривами волн и парусами рыбачьих лодок и больших кораблей, которые из Любекской бухты плывут в чужие страны, в Данию, в Швецию и в далекую огромную Россию. Еще дальше виднеется бело-зеленая пол осад берега с башнями и домами — это тоже чужая страна — Гольштиния. Она принадлежит королю датскому. Как огромен мир! В Анкерсхагене он даже не подозревал этого. И Троя стала вдруг намного ближе. Софи также всецело поддерживает намерение Генриха когда-нибудь раскопать Трою. Даже гордец Адольф вопреки опасениям относится к этому благосклонно и даже декламирует множество стихов, которые Генрих, к сожалению, все еще не понимает. Ибо господин Андрее любит порядок: заниматься греческим языком еще рано.

Но этому досадному невежеству скоро придет конец. Получив от Генриха рождественский подарок — длинное латинское сочинение о Троянской войне, отец тут же отвечает: «В этом году ты так прилежно занимался, что я сделаю все возможное, чтобы обеспечить тебе дальнейшее образование. Осенью 1833 года ты поступишь в гимназию в Нойштрелице. Лучше всего, если ты поедешь обратно вместе с кандидатом Андресом, который сразу же отведет тебя на квартиру, тебе предназначенную».

Так и случилось. Но здесь Генриха ждала большая неожиданность. Придворный музыкант Лауэ, у которого он поселился, приходится родственником семьи Майнке, и в доме его Генрих встречается с Эрнстом, братом Минны. Мальчикам даже разрешили жить в одной комнате.

Экзамен, которого он так боялся, проходит столь успешно, что двенадцатилетнего Генриха принимают сразу в четвертый класс. Опять приходится привыкать к новой обстановке, привыкать к совершенно новым впечатлениям, искать новых друзей.

С Эрнстом Майнке, правда, дружба не клеится, и очень часто по вечерам старый папаша Лауэ вынужден откладывать в сторону свой кларнет или рожок. Из-за ссоры на мансарде он у себя в комнате не слышит собственной игры. А ведь повод для ссоры ничтожен: оба они сидят за одним столом и делают домашние задания — каждый со своей маленькой, заправленной маслом лампой. Через некоторое время Генрих в целях экономии начинает подкручивать фитиль. Ведь лампы Эрнста вполне достаточно для двоих! Но Эрнст с недовольством смотрит на эту уловку бережливого Генриха. «Подлый скряга!» — кричит он и, вспылив, задувает свою лампу — и вот в ход идут уже кулаки.

Эрнст никак не может понять, что товарищ его по натуре вовсе не скуп. И все же он вынужден быть скупым: в Анкерсхагене дела идут день ото дня все плачевней. Похоже, что тянущееся годами разбирательство окончится не очень-то хорошо и отец останется скоро без средств к существованию. Тут нужно думать о каждом пфенниге, который можно на чем-либо сэкономить.