Шлиман. "Мечта о Трое"

Или можно быстро пересечь двор и войти в низенький уютный домик, где живет фрейлейн фон Шрёдер. Несмотря на слепоту и преклонный возраст, она всегда рада приходу детей. На все вопросы о прошлом Анхерсхагена старая женщина дает исчерпывающие ответы. В этом, конечно, нет ничего удивительного: отец ее и дед были здесь пасторами почти целых сто лет. Написанные маслом, они торжественно взирают с портретов, висящих на стенах. Рядом портреты их жен. Бабушка, из старой дворянской семьи, выглядит королевой, но Генрих находит, что портрет матери фрейлейн фон Шрёдер — самая красивая картина из всех. Генрих полагает, что она принадлежит кисти Рафаэля, такой чудесной она ему кажется. Вначале он даже думал о Зевксисе и Апеллесе, но, поскольку госпожа пасторша умерла лишь и 1795 году, он вынужден был отказаться от этого предположения. Более вероятно, что она написана Рафаэлем. Впрочем, портрет имеет поразительное сходство с Минной. Но Минна этого, правда, совершенно не находит: она долго разглядывала себя в висящем рядом зеркале — у нее более темные волосы, чем у женщины на портрете, у нее маленький нос, а у той длинный. Но Генрих настаивает на своем, и Минна, поскольку картина написана, как говорят, знаменитым Рафаэлем, польщенная, соглашается с ним наконец.

А как чудесно сидеть у старого деревенского портного и могильщика! У него только один глаз и одна нога, поэтому люди зовут его Петер Одноногий, — «но ты, Минна, называй его по фамилии Вёллерт, это ему больше нравится». Он, как и все остальные старики в деревне, не умеет ни читать, ни писать. Но даже отец говорил, что если бы Петер Вёллерт кончил бы школу и университет, то из него, несомненно, вышел бы великий ученый. У него удивительная память. Он не раз это доказывал, повторяя пастору слово в слово только что прослушанную проповедь. Весь он, с его беззубым ртом и жидкими прядями седых волос, полон шутками и различными историями. Но рассказывает он их лишь после долгих упрашиваний. Вот, например, удивительная история с аистами.

Было это давным-давно. Петеру Вёллерту пришла счастливая мысль, как решить, наконец, загадку, куда улетают осенью аисты. Вмиг он принес лестницу и забрался на пасторский сарай. Быстро достал из кармана кусок пергамента, где Пранге старательнейше вывел, что, мол мы, портной Вёллерт и причетник Пранге из Анкерсхагена, находящегося в Мекленбург-Шверине, любезно просим хозяина дома, на крыше которого живет зимой наш аист, сообщить, как называется его страна. Эту записку он привязал к ноге аиста. Ну, что еще добавить? Весной, когда аист возвратился обратно, на ноге его была другая записка и там стояло:

«Где Шверин-Мекленбург. у нас вообще не знают,

А ту страну, где аист зимовал,

Страной святого Иоанна у нас называют».

— Где эта страна?

— То-то и оно, Генрих, — ухмыляется старик,— что этого я, к сожалению, так никогда и не смог узнать. Этого не знал ни тогдашний пастор, не знает и твой отец.

— Сидя здесь, этого не узнать, — задумчиво говорит Генрих. — Надо объехать вокруг света и искать. Как ты думаешь, Минна, не сделать ли нам этого и не поискать ли страну святого Иоанна, когда мы вырастем?

— Мне казалось, что ты собирался тогда раскопать Трою? — отвечает Минна сдержанно и недоверчиво. Ведь если поездка в Нойштрелиц требует целого дня, то каким же долгим и тяжелым будет путешествие вокруг света!

— Конечно, но раскопки не займут слишком много времени. Мы можем отправиться в путешествие до них или после.

Поразительно быстро летит время!

Сенокос уже кончился. Наступила короткая передышка перед жатвой. У деревенских ребят, которые вплоть до последнего дня вместе со взрослыми ворошили и убирали сено на лугах, появилось, наконец, опять немножко свободного времени. А с тех пор как Генрих Шлиман, хотя далеко не самый старший и подавно не самый сильный, сделался их предводителем, игры стали разнообразнее. А то как скучно было из года в год играть в одно и то же!

Если ребят собирается мало, играют в древнего вождя, насыпавшего курган: с величайшей торжественностью хоронят в наспех вырытой яме мертвую птицу или мышь, положив ее в обклеенную золотой фольгой коробку, — она прекрасно сходит за драгоценную золотую колыбель.

А если ребят собирается больше, то играют в Хеннинга Браденкирла. Правда, изображающий храброго пастуха чаще всего соглашается играть только до момента, когда его награждают цепью; когда же надо лезть на сковороду, обычно возникают затруднения, а когда дело доходит до неизбежных и весьма ощутимых пинков, вспыхивает ссора. Зато когда зарывают сокровища, все опять идет гладко и всеобщее согласие восстанавливается, тем более что это обязательно происходит у развалин башни: может быть, роя яму, однажды и впрямь наткнешься на сундук Хеннинга?