Шлиман. "Мечта о Трое"

Если мегарон, как и весь дворец, был чудом, то еще не одно чудо скрывалось в земле, ожидая, пока лопаты не откроют их взорам исследователей. Связанные с мужским залом длинными переходами и просторными дворами, из которых, очевидно, лестницы вели когда-то в верхние этажи, с восточной стороны к мегарону примыкают женский зал, спальня и ряд других зал и комнат, назначение которых трудно определить. С западной стороны рядом с мегароном находится небольшое, почти квадратное, помещение размером приблизительно три метра на три; пришедший издалека гость мог попасть в него прямо со двора.

Здесь пол — огромная плита известняка, края которой даже заходят под стены. Дёрпфельд определяет ее объем в восемь с половиной кубометров, а вес в двести центнеров. Нижняя часть плиты не обработана, а верхняя — гладкая, как самый лучший стол. Отверстия, просверленные в стенах на равном расстоянии друг от друга, дают основание предполагать, что стены имели облицовку. Очевидно, она была из дерева, так как сложенные из известняка стены, когда дворец уничтожался пожаром, покрылись слоем извести, а глиняный раствор превратился в красную терракоту. По виду стены можно определить, что доски были толщиной в двенадцать сантиметров. А расположение отверстий для деревянных гвоздей позволяет сделать вывод, что ширина досок составляла шестьдесят один сантиметр.

— Это был, очевидно, водный бассейн? — спрашивает один из знатных посетителей, которых в это лето особенно много на раскопках.

— Если бы мы обнаружили деревянную облицовку на всех стенах, — отвечает Шлиман, — я бы предположил то же самое. Вы видите, однако, что большая часть южной стены не имеет отверстий для деревянных гвоздей. С этой стороны находится прихожая, и там, по-видимому, была дверь. А бассейн с дверью — бессмыслица.

— Что же это такое?

— Посмотрите, только внимательно, на каменную плиту пола. Вы ничего не замечаете? Ну, тогда я вам покажу: в северо-восточном углу вырублен четырехугольный желоб, проходящий через стену.

— Может быть, это водосток?

— Совершенно верно. Следовательно, это была ванная комната. Не смотрите на меня с таким недоумением. Я бы мог привести вам десятки мест из Гомера, где говорится о наличии ванных комнат и домах знати того времени. Но это совершенно излишне. Иногда для ведущего раскопки одного разумения мало, нужно еще и везенье. Как раз в этом помещении мы среди мусора и земли нашли кусок панны, которой вы можете посмотреть в нашем маленьком временном музее: это часть ее верхнего края почти в метр длины и двадцать сантиметров ширины. Она из хорошо обожженной глины и с внутренней стороны расписана желто-красными спиралями, И знаете, что самое замечательное: по такому пот большому фрагменту можно без труда и с уверенностью восстановить, какой она была целиком. Наша гомеровская ванна лишь очень немногим отличается от современной, что стоит у вас дома.

Во время этих раскопок Шлиман чувствует себя таким же молодым, как в первый год в Трое, и еще более счастливым. Во-первых, он сам теперь убеждается, как важно иметь в своем распоряжении умного архитектора, сколь знающего, столь н обстоятельного. А во-вторых, с каждым днем становится все яснее, что Тиринф — важнейший памятник древнегреческой архитектуры и быта гомеровской эпохи. Только для него, Шлимана, он не станет памятником «вековечнее меди»: Дёрпфельд убедительно доказал, что многие части зданий, в первую очередь полы и стены, построенные из бутового камня и глины, обречены на неминуемую гибель. Незащищенные больше пластом отложений, они отданы теперь во власть ветра, солнца и дождя.

Они не просуществуют так долго, как циклопические стены и тиринфская земля. Три раза в день Шлиман любуется панорамой Тиринфа: в восемь утра, когда они первый раз делают перерыв и, сидя на базах колонн мегарона, завтракают — кусок солонины, хлеб, свежий овечий сыр, апельсины, густое местное вино; в полдень, в большой перерыв, который с наступлением жары продолжается целых два часа, прежде чем улечься спать на переднем дворе, закрыв лицо от солнца индийской шляпой из пальмовых листьев н положив голову вместо подушки на камень («Никогда, — писал Шлиман, — сон не освежал меня так, как в Тиринфском акрополе»), и, наконец, после окончания работы.

Он еще и еще раз сравнивает все виды, которые довелось ему созерцать за свою жизнь в четырех частях света. И то, что открывается его взору теперь, затмевает все, даже вид с Великой Китайской стены. Нигде небо, море, горы не улыбались так приветливо, как здесь, в Тиринфе. Не оттого ли древние тиринфцы, как уверял Теофраст, имели непреодолимое влечение к смеху? Они смеялись, даже принося быка в жертву своему покровителю, богу морей Посейдону. Тот, кто живет в раю, вероятно, всегда весел.