— Заблокировано! — голос стал настороженно-гневным.
Прикладывать третью не осмелился, результат будет тот же. Карточки убитых варанов успели аннулировать. Быстро они. Я-таки рассчитывал, что успею снять малость налички. Сука Толкунов! Лишил нас средств к существованию.
— Ну так что, будем платить? — нахмурилась кондуктор. — Или я полицию вызову.
— Да погоди ты с полицией.
Я лихорадочно думал, что предложить в качестве оплаты. Ничего ценного с собой не было, разве что калаш, но тогда она точно полицию вызовет.
— Родная, а может натурой возьмёшь? — подмигнул ей Коптич.
Контролёр фыркнула.
— Твоей что ли?
— А чё бы нет? Ты не смотри, что я потасканный, я ещё ого-го как могу. За четыре билета — четыре раза. Как тебе предложение? Местечко укромное на вашем паровозе имеется?
Лоб женщины покрылся испариной. Она выдохнула и облизнула пересохшие вдруг губы.
— Местечко? Через два вагона туалет…
— Ну так чё стоим, пошли.
Коптич ухватил её под локоть и повёл к тамбуру. Хрюша хихикнул и отвернулся к окну, а я взял пальцы Алисы в ладони и начал растирать. Хотелось поддержать Хрюшу и заржать во всё горло. Всё-таки классный у Коптича дар.
Дикарь вернулся минут через двадцать, когда электричка подъезжала к мосту через Волгу. В окне за рекой я видел огни большого города. Они походили на одну огромную гирлянду, протянувшуюся вдаль и вширь на десятки километров. Серьёзный масштаб.
— Развал не меньше, — с ревностью в голосе проговорил Хрюша.
Я на стал утверждать обратного, но привёл убийственный аргумент.
— Только он мёртвый, а этот живой.
— Заселим снова, — продолжил защищать Хрюша свою малую родину. — Несколько кварталов уже заселили. Контора указ выпустила, чтобы тем, у кого три ребёнка и больше, увеличить ежедневную оплату в два раза и выдавать на детей усиленные талоны на питание. Лет через тридцать весь город до оврага восстановим.
— А тварей куда денете?
— Уничтожим. И крапивницу выведем.
Наивный. Твари, а уж тем более крапивница, есть суть жизни Территорий, уничтожить их всё равно, что уничтожить Загон, а вместе с ним и благополучие Золотой зоны. Хрюшу за такие мысли сошлют в яму, где он займёт достойное место среди язычников и подражателей.
— Ну-ну, мечтай. Тавроди ещё об этом расскажи, вот уж он тебя похвалит.
Хрюша нахмурился.
— Если разрушить все станки по эту сторону, Тавроди придёт конец.
О, да наш айтишник революционер-народоволец, последователь Ульянова А. с друзьями, любитель бросать бомбы в начальников. А Алиса, похоже, руководитель ячейки. При словах Хрюши она улыбнулась и прижалась ко мне. Ну слава богу, ожила.
— О чём спорите? — хохотнул над ухом Коптич.
— О способах достижения демократических реформ в Загоне и идеях социального преобразования общества свободных зашлакованных, — усмехнулся я. — Ты чё как быстро отстрелялся?
— А чё медлить? Приз-то у меня, — он потряс билетами.
— Зря бумагу потратили, пора выходить.
Электричка начала замедляться. Алиса вздохнула. Только-только отогрелась и снова на холод. Мне было искренне жаль её, но такова c’est la vie. Если уж пошёл по пути Плеханова и иже с ним, то будь готов черпать горести и невзгоды полной ложкой.
Мы вышли в тамбур. Пацанёнок лет пятнадцати жевал сигарету, пуская к потолку клубы дыма. Алиса закашлялась.
— Сигарету затуши. Мал ещё курить, — назидательно произнёс я.
Он не среагировал, пришлось отвесить ему крепкий подзатыльник.
— Мужик, ты чё⁈
Я добавил.
— Это тебе за мужика и за то, что взрослому тычешь. Мама с папой не учили, что грубить не хорошо?
Опасаясь третьего шлепка пацанчик выплюнул сигарету и молча шмыгнул в вагон. Лишь отбежав на несколько шагов крикнул:
— Да пошёл ты нахер, козёл бородатый! — и припустился ещё быстрее.
Я не стал тратить на него время и силы, хотя следовало бы догнать и нащёлкать по носу, чтобы в следующий раз думал, прежде чем говорить. Но электричка уже подходила к вокзалу. Справа тянулись гаражи, слева дорога, за которой стояли панельные девятиэтажки. По дороге двигался поток машин, автобусы, троллейбус, по тротуару сновали люди. Коптич смотрел на это скопище людей и техника и качал головой, не веря глазам:
— Да ладно, да как же так… Стока народу…
— Заканчивай ресницами хлопать. Наша остановка.
Я без усилий отжал двери, упёрся в одну створку спиной, вторую сдвинул ногой и зажал. В тамбур потёк холодный воздух, Алиса поёжилась.
— Коптич, Хрюша, на выход!
Дикарь выпрыгнул сразу, айтишник заколебался, словно молодой десантник перед первым прыжком. Пришлось подталкивать. Он вылетел с воплем и с распростёртыми как крылья руками. Алиса колебаться не стала, смело шагнула в мороз и сумерки. Я прыгнул следом, поджав под себя ноги, и кубарем скатился по крутой насыпи. Тут же вскочил, завертел головой. Алиса лежали в пяти шагах от меня, целиком зарывшись в сугроб. Торчали только ноги и одна рука. Я выдернул её из снежного плена, принялся отряхивать, растёр щёки. Она смотрела на меня одуряющим взглядом.
Подбежал Коптич.
— Ну чё, куда дальше, начальник?
— Хрюша где?
— Да вон он. Шапку потерял, ищет.
— Хватай его и за мной.