Школа Добра

– В каморке, что за актовым залом,

Репетировал школьный ансамбль.

Вокально-инструментальный.

Под названием "Молодость".

Амадеус осторожно поставил ёмкость с группой "Поющие Пельмени" на пол и двумя руками схватился за голову, а певуны пошли на второй куплет:

– Ударник, ритм, соло и бас,

И, конечно, "Ионика".

Руководитель был учителем пения,

Он умел играть на баяне.

А потом они стали подпрыгивать. Высоко. И даже элегантно.

И Аврора не выдержала. Сначала она хихикнула, потом хрюкнула, потом взвизгнула, потом закрыла лицо руками. И только после того, как Вепрь ощутимо куснул ее за ухо, девушка подхватила юбки и черно-серой молнией метнулась из кладовой. Через кухню, вдоль по коридору и вверх по лестнице, поворот, дверь на себя... А за спиной сопение и мат. Красивый и грамотный.

Могила захлопнула дверь, повернула ключ и просто упала на пол, скрючившись в очередном приступе.

– Ты мне такой опыт испортила!!! – истерил под дверью Тищенко.

– Они та-а-а-ак пе-е-е-е-е-ли... – стонала Аврора, глядя в удивленные глаза Григория. – Что-то про Школу и учителя пения...

– Могила! Я тебя живой в землю закопаю!

– Уй!

– Убью! – пообещал Тищенко и убежал на кухню ликвидировать последствия своего опыта.

***

Мы с Могилкой, Вепрем и Григорием устроили маленький спальный пикник: расстелили на полу покрывало, набросали подушек и разложили еду, которой в кои-то веки было вдоволь. Оно и понятно, мы же из дома только вернулись. Валялись, болтали, радовались жизни.

– А может, он просто еще раз хотел песенку про актовый зал послушать, я не знаю, – веселилась Аврора. – Так что, сама видишь, повод для паники есть.

И высшие силы словно услышали ее слова, напомнив нам о том, что не время расслабляться.

В двери нашей спальни настойчиво и громко постучали. Я так и замерла на месте с открытым ртом и надкусанным яблоком. Аврора тоже затаилась и зачем-то кулаком Григорию погрозила. Стук повторился.

– Никого нет дома! – одними губами произнесла я, и Могила истово закивала, соглашаясь со мной.

Еще минуту мы не двигались и не дышали, кажется. А потом я решилась-таки опустить руку с яблоком на покрывало, и именно в этот миг в дверь снова забарабанили.

– Ай! – громко взвизгнула Аврора.

Я посмотрела на нее с упреком, а она прошептала:

– Что? Я думала они уже ушли...

– Я знаю, что вы дома, – раздалось из коридора, и Могила выдохнула, а я, наоборот, глаза закатила. – Советую открыть.

– Советчик нашелся... – пробормотала Аврорка, особо не понижая голос. Я состроила ей большие ужасные глаза, она же в ответ презрительно хмыкнула и громко и четко произнесла:

– Без сопливых скользко!

Я уверена, что Александр ничего не ответил только потому, что решил, будто ему показалось. Он выждал еще секунд сорок, после чего произнес одно слово:

– Юла.

Спокойно, без рычащих ноток в голосе, не зло, не обиженно, не раздраженно, просто:

– Юла.

В последний раз окинула я успевшую стать родной комнату, кивнула Григорию, подмигнула Вепрю, наклонила голову и поднялась с покрывала, чтобы открыть дверь их темнейшеству.

Он стоял на пороге и входить не собирался.

– Идем, – и головой качнул в сторону маленького холла, который в миру все называли целовальней.

Через плечо бросила Аврорке:

– Не поминай лихом, если что...

– Цирк! – проворчал Виног с видом смертельно уставшего человека.

Мне даже немножко стыдно стало. А еще любопытно: что это он так из-за меня переживает? Папа совершенно точно ему передал, что со мной все в порядке, отката не будет, и последствий заклятие никаких не оставило. А он все равно. Командует тут. Советы раздает. Вздыхает тяжело. Привязался...

Независимо нос задрала и быстрым шагом, впереди Александра направилась к месту казни. За двадцать метров, которые отделяли мою комнату от целовальни, успела испугаться, расстроиться, засмущаться и взвинтить себя до дрожи в коленках. Наверное поэтому в холл мы вошли почти бегом. Я фурией подлетела к окну, обхватила себя руками в попытке сдержать нервную дрожь, развернулась к Виногу и, глядя на него снизу вверх, хмуро спросила:

– Ну?

Он ухмыльнулся, изогнул удивленно брови, наклонился к моему лицу и поинтересовался:

– Самая смелая, да?

– Тебя, что ли, бояться? – к собственному ужасу выпалила я голосом дрожащим и, да, испуганным.

– Не бояться... – согласился неожиданно сипло, приподнял двумя пальцами мой подбородок и поцеловал.

Это было откровением, я даже не сразу сообразила, что меня целуют. Отстраненно заметила, что руки, которые поднимались для того, чтобы оттолкнуть Александра, почему-то обняли его за шею. Он промычал что-то, не отрывая своих губ от моих, и без труда меня на подоконник усадил. Ощущения стали удивительнее и острее, а сердце, кажется, разлетелось на тысячу маленьких сердечек, или на миллион, потому что их суматошные удары я ощущала в кончиках пальцев, за прикрытыми веками и под дрожащими коленками. Мы целовались, наверное, целую вечность, может быть, немного больше. В тот момент мозг мне начисто отказал и требовал вручить ключи от крепости по имени Юлиана Волчок такому настойчивому завоевателю.