Шхуна «Мальва»

— На шлюпке туда идти надо умеючи, Андрей Ильич. Ты никогда тут не бывал? Вход в бухту дюже опасный. Под водой валуны такие, что... Сам пойдешь или мне поручишь?

В это время Нина, которая, как было условлено, следила за Люмке, нарочито громко крикнула:

— Осторожно, господин Люмке! На палубе очень опасно!

Немец высунул голову из кубрика, крикнул:

— Шкипер ко мне посылайт!

Шорохов притянул к себе Ивана, сказал:

— Действуй, Иван. Юра и Саша знают, что делать... Вместе с ними действуй.

Глыба, Юра и Саша вернулись примерно часа через полтора. Взобравшись на палубу, Глыба спросил у Нины:

— Где шкипер?

— В кубрике.

Иван спустился в кубрик, сел на табурет, посмотрел на Люмке и Шорохова.

Люмке лежал на койке, натянув до подбородка простыню. Лицо его было все таким же бледным, глаза — точно налитые кровью. И он все время икал.

— Ну, как, Иван? — спросил Шорохов.

— Пробартежали на шлюпке целый час, господин шкипер, — ответил Иван. — Скалы да камни. Не дай бог цепь не выдержит — каюк всем...

— Что есть «каюк»? — встревоженно спросил немец.

— Паруса ставить надо и уходить, — не отвечая немцу, продолжал Глыба. — Немедля уходить, господин шкипер.

— Хорошо, Иван. Ты иди, а я господину Люмке объясню обстановку.

Видел Андрей Ильич по сияющим глазам Глыбы, что задание они выполнили, и его душа ликовала. Даже вот на этого Фрица Люмке не было сейчас зла, и Шорохов сказал:

— Все будет хорошо, господин ефрейтор, беспокоиться не надо. А утром обязательно поймаем севрюгу.

Глава 7

Рассвет застал «Мальву» далеко от берега. Солнце всходило из-за моря неяркое, чистое, предвещая погожий день. Четырехбалльный ветер надувал паруса, и шхуна все дальше и дальше уходила в море.

Шкипер не хотел возвращаться в город без рыбы. Он даже надеялся поймать Штиммеру севрюгу.

Шкипер не отходил от штурвала, воспаленными глазами то и дело посматривал на компас.

Из кубрика вылез Глыба. Он внимательно осмотрелся, потом прошел в рубку и взглянул на компас. Что-то прикинув, рыбак закурил и спросил у Шорохова:

— Севрюгу будем ловить?

— Надо бы одну, Иван, — ответил шкипер. — Для Штиммера.

— На этом курсе севрюгу не поймаем, Андрей Ильич, — твердо проговорил Глыба. — Возьмите градусов двадцать левее.

— Ты, Иван, как следопыт, — улыбнулся шкипер. — Слыхал я, что отец твой море знал лучше, чем самого себя. Говорят, любому капитану сто очков вперед давал.

— Да говорят, — нехотя ответил Иван.

— Может, расскажешь о нем? — попросил Шорохов. Иван помялся.

— Расскажи, — снова попросил Андрей Ильич. — Люблю я разные истории про наших русских моряков.

Бросив недокуренную цигарку за борт, Иван улыбнулся:

— Что ж, можно рассказать, Андрей Ильич. Неграмотный у меня батя был, а, правда, любому капитану сто очков вперед давал. Пришел, рассказывают, один раз в наш порт итальянский бриг. До революции это еще было. Капитан ихний, франтик такой надутый, блестит весь золотыми пуговицами, созвал грузчиков и спрашивает: «Правда, говорит, господа русские грузчики, что в вашем городе есть моряк Глиба, который на море дорогу знает, как в кабачок?» «С любой точки, отвечают те, любую точку найдет, ваше блистательство, даже хоть перед этим из трюма не выйдет». «Без компаса?» — «Даже без звезд и без солнца!»

Ну, позвали моего батьку. Пришел он на бриг в одних штанах, рубашку в это время продал, хотел подержанную купить, да денег не хватило. Посмотрел батька на этого франтика и говорит: «Здравствуйте, синьор Ригорес!» Тот и глаза выпучил. «Вы, спрашивает, меня откуда знаете, господин русский безрубашечник?» «А я, отвечает батя, десять лет назад в Одессе с вашего брига ракушки сдирал в доках, вы тогда мне полтинник не доплатили». «А сейчас чем занимаетесь?» — «А сейчас я вроде как адмирал в отставке и без пенсии, а по нужде научных капитанов на дорожку в качестве лоцмана вывожу».

На бриге в это время женка капитана была, ну и другие разные синьорины. Повылезали из кают, на полуголого батьку смотрят, как на чудо божье. Капитан к ним обращается и говорит: «Это тот самый нищий моряк, о котором нам в Стамбуле рассказывали. Помните?» Те, конечно, в ладошки захлопали. Кок ихний на подносе отцу стакан водки поднес и кусок ананаса. Батя облизнулся и сплюнул за борт. «Подачки, — говорит, — не принимаем, а ежели что, на спор могу пойти, что в море сто очков вам вперед дам без карты и без компаса».

Синьорины по-своему залопотали, требуют, чтобы капитан перевел им батину речь. А когда поняли, начали просить своего Ригореса, чтобы он показал им это представление.

Итальянец расщедрился и предлагает отцу: бриг уходит на двадцать пять миль в море, бросает буй, кружится там в разных направлениях, уходит еще на десять миль, а потом отец должен привести судно точно к бую. Батя в это время был обязан сидеть на палубе с завязанными глазами и взглянуть на море только один раз: когда будут бросать буй. Если отец не ошибется, капитан дает ему червонец.