Шишкин лес

Взор Верочки мутнеет, и она падает в обморок. Чернов едва успевает подхватить ее.

Впоследствии Верочка признавалась, что на ногах существа явственно увидела шерсть и копыта.

— Ага! Поверила! Поверила! — хохочет и хлопает в ладоши Чернов. — А говорила — сказкам не верю! Молодец, Левко! Получишь рубль.

— Рады стараться, ваше высокородие! — вытягивается во фрунт Левко. — Второй час свистю. Совсем на солнце взопрел-с.

— Верочка! Верочка! — склоняется над бездыханной красавицей Чернов. — Э, да что ж это с ней! Обморок. Левко, давай скорей воды!

— Воды нет-с, вашескородие, — разводит руками Левко. — Воды не приказывали.

— А что есть?

— Водка, вашескородие. Ваша. Рябиновая-с. И шампанское на льду-с. Все как велено-с.

— Давай скорее лед!

На поляне под роскошным дубом накрыт стол с бутылками и закусками. Левко бежит к столу и приносит серебряное ведерко со льдом. От усердия он теряет на бегу свою шкуру. Под шкурой обнаруживаются белые солдатские подштанники.

Верочка открывает глаза, видит мокрого от пота Левко и стол, приготовленный для пикника, и опять зажмуривается, теперь уже от смущения и обиды. Чернов трет ей виски куском льда.

Левко, заворачиваясь в свою овчину, глядит на Верочку во все глаза. Никогда раньше он не видел такой красивой женщины.

— Чернов, я вас ненавижу, — говорит Верочка.

— Ну что вы так! — смеется Чернов. — Это же шутка! Сюрприз! Это Левко — мой денщик. Страшная шельма, но храбрец. Воевал со мной в Туркестане. И с тех пор мы с ним неразлучны. Прощу любить.

Верочка опять открывает глаза и не может оторвать их от мускулистого тела Левко.

— Хорош, да? — заметил ее взгляд Чернов. — Настоящий русский богатырь. Un imbecile, entre nous, mais joue tous les instruments a l'oreffle. Et de-voue a moi comme un chien[3]. — Оборачивается к Левко: — Merci, друг мой. Теперь надень свою шкуру и пошел вон.

— Куда прикажете-с?

— Вон! Вон! Подальше! Играй где-нибудь там, за деревьями.

— Слушаю-с, вашескородие.

Играя на свирели, Левко удаляется в лес.

— Но вы, Верочка, поверили! — радуется Чернов.

— Ужасный! Ужасный! Я никогда не выйду за вас замуж, — сердится Верочка.

— Выйдете! Именно потому, что вы поверили. Значит, я прав. Этот Шишкин Лес — волшебное место, тут все самое невероятное может произойти.

— Какую странную мелодию он играет. Дикая, ни на что не похожая, — Верочка смотрит вслед Левко.

— Ну конечно не похожая! — говорит Чернов. — Это же мое новое сочинение! Главная тема из оперы «Вурдалаки».

— Отвратительное название.

— Именно отвратительное! — подтверждает Чернов. — Так и задумано! Как пощечина! К черту европейскую оперу! К черту все их дохлое искусство! Да здравствует русское народное! У Чайковского поют старые графини и юные поэты, а из народа тем временем сосут кровь. «Вурдалаки»! Конечно «Вурдалаки»! «Вурдалаки» — это мой бунт против европейской мертвечины. Вызов всем этим господам Чайковским.

— Нельзя так о Чайковском, — поражается Верочка.

— Верочка, вы или со мной, или против меня.

— Вы ужасный, Чернов, но я с вами.

— Тогда vive l'opera russe national![4] Мы с вами поселимся здесь, в Шишкином Лесу, и народим детей, и друзья из «Могучей кучки» будут приезжать к нам сюда. И сам Стасов приедет и будет нас вдохновлять! И после «Вурдалаков» я напишу здесь «Финиста — Ясного сокола» — гимн свободной любви! О человеке, который превращается в птицу. Представьте, Верочка: вы одна, вы томитесь в своем терему. И вдруг в окно влетает птица, сбрасывает перья — и перед вами прекрасный юноша. Так сбросим же перья!

Мой прадед совсем не был похож на прекрасного юношу, зато Стасов однажды назвал его первым композитором России.

— Сбросим перья! — впадает в экстаз Чернов. — Я прошу вас быть моей женой!

И валит Верочку в траву.

В кустах спрятаны лошадь с коляской, на которой Левко привез припасы для пикника. Левко стоит рядом и играет на свирели. Вытянув шею, он пытается увидеть в высокой траве Чернова и Верочку. Над травой мелькнули Верочкины ноги в белых чулках. Левко подкрадывается ближе.

Близорукий Чернов не видит его, но Верочка, прежде чем Левко приседает за кустами, успевает встретиться с ним глазами.

Мне кажется, что именно так летом 1887 года начался наш род. Сохранились упоминания об этом пикнике в дневнике моей прабабушки Верочки. О розыгрыше там написано со всеми подробностями. Об остальном туманно, но намеки есть. И я восстанавливаю то, что было. Я как раз об этом и думал. Я хочу понять, где кончается то, что было, и начинается то, что сейчас. Тут понять границу не так просто. Потому что прошлое, все прошлое, живет в нас, каждый момент прошлого никуда не исчезает, а каким-то образом живет в нас.

Вот Верочка лежит в траве и удивленно смотрит в небо. Вот Чернов целует ей руки. Вот Левко, играя на свирели, глядит сквозь кусты, подглядывает, пытается, но не может увидеть их в траве.

На столе, приготовленном для пикника, — фарфоровая супница. Крышку ее украшает скульптурная группа — пастушка и пастух.

Левко открывает крышку супницы, плюет в суп, закрывает крышку и продолжает играть.

3