Почетный вольный общник[13] Петербургской Академии художеств швейцарский живописец, рисовальщик и график Александр Калам был тогда в моде. Его работы закупила Академия. (1857 год. 12 февраля. Совет Академии. «…По представлению г. Ректора Бруни о необходимости в пейзажный класс купить для руководства учащихся несколько образцов, для чего и выбрано им 58 литографированных пейзажей Калама, стоящих 30 р., а потому, испрашивая на покупку оных разрешения, просит выдать следующие за то деньги Г-ну Исправляющему должность профессора С. М. Воробьева. Определено: купить»). В Академии художеств было обязательным копирование его произведений. Калам восхищал современников главным образом внешней романтикой своих произведений, посвященных суровой альпийской природе. С Каламом, Куанье и еще одним пейзажистом, учителем Калама, Ф. Диде, Шишкин знакомился по «эстампам», отдельным листам и альбомам, главным образом литографским. «Запоздалая романтика «Красивых видов», а затем облегченная, становящаяся эклектичной и условной трактовка пейзажа — гор, озер, деревьев, неведомых пород, каких-либо в живописных «шале» — полухижин, полудач, вот что означало поветрие, родившее даже особый глагол «окаламиться», — писал А. А. Сидоров. Сам Шишкин, через несколько лет, вскоре по приезде за границу, запишет в своем дневнике по поводу сверх меры возвеличенного в Академии популярного швейцарского пейзажиста: «Калям очень плох», а в пейзажах его учителя Диде Иван Иванович найдет «сухость и однообразие». Но тогда, зимой 1859 года, друзья, увлеченные замыслом выпуска альбома литографий, с интересом изучали технику выполненных работ.
Всю эту зиму Иван Иванович трудился над большой картиной, за которую в апреле месяце получает золотую медаль второго достоинства. Для экзамена им был исполнен «пейзаж» с натуры из окрестностей С.-Петербурга». Совет Академии предоставил ему право свободного выбора места работы на лето 1859 года. Шишкин, не раздумывая, выбирает Валаам. С ним собираются ехать Александр Гике, Иван Волковский, Егор Ознобишин — все давние друзья, с которыми ему легко себя чувствовать.
Здесь самое время рассказать о друзьях, в кругу которые Шишкиным проведено так много времени.
Фамилии А. Гине, П. Джогина, Е. Ознобишина мало что говорят нынешнему читателю, а между тем это были счоебразные и самобытные художники, уступающие в таланте своему товарищу, но имеющие свое вполне определенное лицо, и забывать их несправедливо.
«Павел Джогин, о котором почти молчит наша литература, — мастер, незаслуженно забытый, — писал искусствовед А. А. Сидоров. — Его карандашные рисунки в ГТГ[14]. высоко законченные и художественно новые… Рисунки Джогина, как и Л. Каменева, доныне встречаются в числе тех, которые приписывались Шишкину, ценившему Джогина, владевшего приемом его рисунка. В сопоставлении с Каменевым Джогин, возможно, значительнее. Он изображает лес, не деревья: стремится передать общее, не единичное. По сравнению с «настоящими» передвижниками Джогин более декоративен и, может быть, недостаточно реалистичен. В. В. Стасов не упоминает его вовсе, как и А. В. Гине, товарища Шишкина по Казанской гимназии и Академии.
А. А. Гине, рисовавший много, хорошо представленный в ГТГ, стал в первую очередь разрабатывать мотивы приморского пейзажа; вместе с тем ему принадлежат рисунки, изображающие сельские дороги и сцены жатвы с наличием человеческих фигур и определенным стремлением передать общее настроение трудовых дней. Крупным мастером Гине не был, но полного забвения он не заслужил».
В декабре 1858 года Джогин, как и Шишкин, получил «медаль серебряную 1». Весной Иван Иванович сообщает в письме к родителям: «…товарищ мой Гине, который со мной живет, тоже получил медаль серебряную. Ознобишин получил малую серебряную и прочие, золотых 2 и серебряных 4 только по нашей отрасли, а претендентов было 38 человек». Шишкин, отмечая заслуги товарищей, как бы выделяет московский кружок художников, подчеркивает его замкнутость, то, что они крепко держатся ДРУГ друга. Не выпускает из виду своих питомцев и А. Н. Мокрицкий, искренне радующийся успехам их в далеком Петербурге.
«…Душевно, душевно радуюсь Вашему счастью, — пишет он Ивану Ивановичу, едва узнав о присужденных наградах, — тем более что знаю, как неутомимо и доблестно вы его достигали, — соберите же теперь все Ваши силы и сделайте последний важный шаг, чтобы окончательно и навсегда упрочить за собой то, о чем Вы стремились в мечтах своих и к чему направлена была вся Ваша деятельность. Помоги Вам Бог!
…Поздравьте от меня Гине и Ознобишина, молодец Гине, не отстает от Вас и идет если не вровень с Вами, то не далее ружейного выстрела, такое расстояние в военном деле не велико».
А. В. Гине получил большую серебряную медаль за пейзаж «Берег финского залива».