Широты тягот

Отцовство, порог которого он должен вот-вот перешагнуть, по-прежнему кажется далеким, бесформенным и непостижимым, точно вечерняя луна ранней зимой. Оно маячит в космическом пространстве за целые световые годы от него, там, куда не добраться ни книгам, ни естествознанию, ни науке вообще — разве что простым карандашным рисункам.

В последнее время Гириджа Прасад начал рисовать воображаемые деревья. Стволы их стройны, как талии, и бугрятся наростами. Ветви, изящные, как человеческие пальцы, парят во всех направлениях — одни касаются земли, чтобы вновь прыснуть побегами, другие берут под уздцы облака. На одном и том же дереве растут всевозможные плоды и цветы — от нарциссов и лотосов до орхидей, от дынь и яблок до скромного кокоса. Возможно любое чудо, потому что возможно всё.

Когда Гириджа Прасад держит на руках своего сына, он не может различить его черты. Головка — самая большая часть, за ней чуть вздутый животик. Глаза — заштопанные щелочки. Что же до ручек и ножек, то они совсем крохотные. Гиридже Прасаду доводилось видеть чашелистики крупнее их. Обе ступни умещаются в его ладони.

Его сын — бледная сморщенная изюмина с кожей старика. Такого дряхлого, что трудно разобрать, начинает этот человечек жизнь или заканчивает. Гириджа Прасад держит крошечную руку сына в своей.

Он был один с Чандой Деви, когда у нее отошли воды — на пяти с половиной месяцах беременности. Он с тревогой заметил на матрасе пятнышко крови. На глазах у него оно расплылось кляксой. Вскоре кровь пропитала всю постель. Он подхватил жену и отнес в ванну с теплой водой. Ни на секунду он не отпускал ее руки, даже после приезда врача. Когда все закончилось, когда пропали последние сомнения в том, что их хрупкая мечта испарилась, он оставил Чанду Деви на попечении доктора. Матрас вместе с простыней выбросил. Потом отскреб кровь с деревянного остова кровати — она просочилась и туда. Перенес жену на чистую постель. Когда она закрыла глаза и ступила в тот мир, куда могла уйти лишь в одиночестве, Гириджа Прасад взял младенца и стал его баюкать.

Он держит ручку сына. Пересчитывает пальчики на руках и ногах — все двадцать. Похоже, он развивался идеально.

— Выкидыши не так уж редки. Здесь, на островах, они бывают у половины рожениц, — объясняет доктор. — Но потеря крови, если не принять меры, может ослабить ее еще больше.

Как и в любой другой день, Гириджа Прасад готовит для жены овощной сок. Потом оставляет ее в полуобмороке и едет на гору Гарриет с сыном на коленях. Он боится, что Чанда Деви, очнувшись, потребует кремировать его традиционным индуистским способом. Тогда возложить хрупкое тельце на костер должен будет он — отец.

Один, Гириджа Прасад роет руками маленькую ямку рядом с утесом, где они впервые взялись за руки. Потом хоронит своего сына в чреве мягкой и влажной почвы — в такую хорошо сажать семена. И укрывает земляным одеяльцем.

Но он не может заставить себя засыпать ему лицо. Что, если он откроет глаза и закричит, потому что ему нечем дышать?

Рубашка Гириджи Прасада мокра от слез. Эти слезы пролиты по всему, что он когда-то любил и будет любить, живому и неживому.

* * *

После выкидыша Гириджа Прасад больше не ходит в контору. Рабочий стол он перенес в спальню. Чанде Деви еще нужно восстанавливать силы. Волосы ее облетают, как осенние листья. Принять ванну — очень утомительная для нее процедура. Сознание то ускользает от нее, то возвращается снова; она бродит среди теней, одновременно заманчивых и пугающих.

Здоровье Чанды Деви волнует даже призраков. Лорд Гуденаф, ее английская свекровь, сидит у кровати, обмахивает ее веером в душные дни, отгоняет комаров. “Желательно воздержание” — вот и все, что он может посоветовать.

Призрак революционера-пенджабца взял на себя роль тестя Гириджи Прасада, и ему безразлично его безразличие к привидениям. “Из моих семерых выжили только четверо, — наставляет его призрак. — Остальные так и не успели повзрослеть. Один еще ребенком умер от укуса скорпиона, другой — от лихорадки. Любимая дочь пропала во время Кумбха Мелы. Я молился[16] богу, чтобы он забрал мою мать, а дочь вернул. Но он не откликнулся на мои молитвы, и я бросил ходить на эту святую ярмарку. Пропавших там больше, чем тех, кто нашел бога”.

Погруженному в лежащий перед ним документ Гиридже Прасаду нечего ответить.

“Сынок, я знаю, что ты за британцев. Посмотри на себя — ты одеваешься как надзиратель. Но глубоко внутри ты индиец. Прислушайся к своим предкам. Как мужчина ты не можешь сдаться. Единственный способ сохранить свое наследие — это продолжать делать детей. Если устанет одна жена, найди себе другую. Нечего сидеть на своих фамильных бриллиантах, отполируй их и пусти в ход!”