Шёлковый шнурок

Пан Мартын, держась рукой за стену, продвигался крадучись, тихо, как кот. На нижней ступеньке остановился, с опаской выглянул из-за угла. Налево и направо от него уходил длинный коридор. В каменной стене напротив — потемневшие от сырости и времени двери с оконцами, забранными решёткой.

Гетманская тюрьма! Да, многим холопам пришлось тут изведать ужасные муки!

Возле одной двери, на низенькой табуретке, сидел, закутавшись в кожушок, часовой. В свете небольшого масляного фонаря, висевшего под потолком, хорошо были видны его мохнатая овечья шапка и сутулые плечи.

Услыхав шорох, он встревоженно спросил:

— Кто там? — И, поднявшись, взял на изготовку мушкет.

Спыхальский вытаращил глаза: перед ним стоял его давний знакомый — Свирид Многогрешный.

— Холера ясная! — загремел под низким сводом могучий голос пана Мартына. — Неужто это ты, пан Свирид? Я и не знал, что мы оба на службе у пана воеводы!

— Прошу прощения, с кем имею честь?.. — не узнавая, допытывался Многогрешный.

— Холера тебя забери! Мартына Спыхальского не узнаешь?

— О, пан Мартын! Никак не ожидал увидеться с тобой здесь… Пан служит у ясновельможного гетмана Яблоновского?

— И не первый день! А пан Свирид, похоже, недавно, что-то я раньше не встречал тебя среди гайдуков гетмана, — сказал Спыхальский, приближаясь к Многогрешному.

— Всего несколько дней… Но служба, однако ж, собачья — погибаю в этом подземелье! Может, пан Мартын посодействует мне найти местечко потеплее? Хе-хе! — И Многогрешный нарочито передёрнул плечами, показывая, как здесь холодно.

— Отчего же — посодействую! Хе-хе! — передразнил его Спыхальский и внезапно, схватив за грудки, прижал к стене и вырвал мушкет. — Пся крев! Наконец-то я тебя схапал! Сейчас тебе станет не только тепло, но и жарко! Раздавлю, как гниду!

— Пан Мартын, ты что — ошалел? Пусти! — задергался тот.

На крик подбежал Арсен с товарищами. Он сразу узнал, кого поймал Спыхальский, и придержал его руку, уже охватившую горло перепуганного до смерти Многогрешного.

— Так вот где мы встретились, дядька Свирид!.. — покачал головой Арсен.

— Звенигора! — простонал Многогрешный.

— Хлопцы, заткните ему рот! — приказал Арсен, обращаясь к Яцько и Семашко. — Свяжите руки, чтоб не сбежал, паскуда! Посадите на коня и смотрите в оба!

Яцько и Семашко подхватили Многогрешного — у того от страха отнялись ноги — и поволокли наверх.

Арсен кинулся к двери, к решётке которой уже прильнуло лицо Палия.

— Батько Семён?

— Да, голубчик! Да! Выпустите меня, хлопчики, отсюда!

На двери висел большой замок.

Арсен рванул изо всех сил — замок не поддался.

— А ну-ка, сынку, пусти меня! — отстранил его Метелица. — Бывало, гнул я руками подковы. Попробую сейчас… есть ли ещё сила?

Он ухватил замок обеими ручищами и с таким усилием начал поворачивать в скобах, что лицо его побагровело. Все затаили дыхание. Но вот заржавленная дужка замка, жалобно заскрипев, переломилась надвое… Полковник оказался в объятиях друзей. На руках и ногах у него гремели кандалы.

— Быстрее, батько! — воскликнул Арсен. — Бежим!

Придерживая цепи руками, Палий вышел из подземелья. Ему подвели коня, помогли сесть.

— Ну, хлопцы, орлы мои, спасибо вам! — с чувством поблагодарил Палий.

Арсен подал знак — и отряд, бросив подводы, помчался по извилистым улицам Подкаменного на восток…

8

На первом же привале, в лесу, состоялся запорожский суд.

Свирид Многогрешный дрожал, как в лихорадке. В последнее время жилось ему не сладко: он поблек, исхудал, и одежда на нем висела, как на палке. Его маленькие хитрые глазки перебегали с одного лица на другое. Дольше всего они задержались на Арсене.

— Братцы, что вы со мной хотите делать? — заскулил он.

— А что делают с предателями? — грозно спросил Метелица.

— Я не предатель… Разрази меня гром, если я хоть кого-нибудь предал! — лепетал Многогрешный. — Я ни в чем не повинен!

Арсен чувствовал, как в сердце разгорается гнев, он едва сдерживал себя, чтобы не сразить мерзавца саблей. Произнёс глухо:

— Не выкручивайся, Свирид! Ты перед казачьим судом, судом чести, и ты обязан говорить чистую правду. За малейшую ложь перед судом чести подсудимого вешают без приговора!

Многогрешный смертельно побледнел. Ему казалось, что язык во рту стал шершавым, а сердце будто оборвалось, ухнув куда-то вниз… Он едва держался на ногах.

Казаки стояли плотным кольцом, насупленные, суровые. Съёжившийся в страхе Многогрешный вызывал у них чувство омерзения.

Лишь Семён Палий не вмешивался в казачий суд. Сидя на коне, уже раскованный, он попыхивал трубкой и молча смотрел на подсудимого. «И откуда только берутся такие слизняки, ничтожества? — думал он. — Какие матери их рождают? В каких семьях вырастают? Почему одни люди трудов и крови своей не жалеют во имя отчизны, а другие норовят побольше сорвать с неё и продают любому, кто больше заплатит?»

Тем временем Многогрешный заголосил:

— Помилуйте, братцы! Побойтесь греха! За безвинную душу бог накажет вас, как татей-разбойников!..