Шиноби Мрачного Рассвета

Увы, на этот раз возвращение вышло скомканным. Нет, внешне все оставалось как обычно — и стряпня, и чувства домашних, и разговоры. Но к своему неприятному удивлению Мию обнаружила, что встреча больше не доставляет ей прежней радости. Наблюдая за родителями куноичи никак не могла отделаться от мыслей до чего те шумные, неловкие… хрупкие.

Совсем как жители Косоку.

Разлетающийся вдребезги каменный дом, осколок кирпича, бьющий в висок испуганную горожанку… Всего лишь царапина… Для шиноби. На секунду ставший бессмысленным взгляд, и облако праха покидает опустевшую одежду.

С возвращения в Коноху прошло уже два дня, но Мию никак не удавалось отрешиться от этого нового ощущения. Глядя на простых горожан, даже на собственных родителей, она вдруг стала видеть не людей, а всего лишь статистов в театре, массовку в спектакле под названием «жизнь», главные роли в котором играли шиноби. Как она ни старалась, но избавиться от такого взгляда на мир никак не удавалось. Урок, преподанный Мертвителем, едва ли осознанно, не хотел забываться.

Они мало живут, они часто болеют. Они могут поскользнуться на ровном месте и умереть, свалившись с лестницы. Они не знают обжигающей силы срывающейся с тенкецу чакры, дрожи удерживающих печать техники пальцев. Они не заглядывали смерти в лицо, не чувствовали, как кто-то стоит за спиной… Всего лишь люди. Люди. Со своими приземленными заботами. У соседа Кенжоу сын пьет. У Акимицу-сана внучка сбежала с хахалем в такую даль, аж в Танзаку. Надо бы новый шкаф сделать.

И дочку пора замуж пристроить.

Прошептав одну из тех фраз, которыми в моменты раздражения бросался Саске, Мию перевернулась на живот, накрыв голову подушкой. Помогло слабо — голоса родителей оставались отлично слышны. Те, конечно, знали, что слух у нее великолепный, как у любого шиноби, но не понимали насколько. А Мию всегда стеснялась объяснить, находя обычно нечто милое в фоне из простых обывательских разговоров. Но сегодня те вызывали лишь глухое раздражение.

Куноичи всегда недоумевала, почему в ближайшем окружении шиноби так редко можно встретить неодаренных. Даже знакомые ей бесклановые все как один дистанцировались от родственников. Раньше Мию это казалось всего лишь проявлением снобизма. С ней-то уж такого никогда не могло случиться.

Потом пришел Наруто и показал место неодаренных в мире.

Умом Мию понимала, что на совести Намикадзе сотни, если не тысячи смертей — своими глазами видела последствия его действий для Косоку. Она должна была скорбеть, но скорбеть не получалось, и куноичи не понимала, когда успела стать настолько равнодушной к чужим смертям. Даже разозлиться на Мертвителя по-настоящему не удавалось. Тот был всего лишь собой. Главным героем в этом спектакле, шиноби, гением, отбирающим жизни по самому древнему и самому главному праву — праву сильного. Но мало того, что ей не удавалось разозлиться на Наруто. Стоило только задуматься о случившемся, и раз за разом мысли куноичи соскальзывали к другому.

Удар, выбивающий дух, но выводящий ее из-под атаки. Белая вспышка, чудовищный жар… На какой-то миг она поверила, что Наруто умер. Спас ее, но ушел сам. По-настоящему, навсегда. Поверила, что больше не будет равнодушного, но надежного присутствия. Не будет привычных «это секрет» и «воронов?». А потом пламя опало.

Отбросив подушку, Мию протянула руку к накинутому на спинку стула жилету, нашла в карманах праховый сенбон и поднесла его к глазам.

Правда была в том, что чем дальше, тем больше Мертвитель восхищал ее. Даже Созо Сайсей, легендарная техника регенерации Сенджу, бледнела на фоне запредельной живучести Намикадзе… Пусть даже технически «живучестью» не являющейся. Да, ей никогда не овладеть Провозвестником смерти, но Мию не могла не думать: может быть, есть другой путь? Путь, которым она сможет пройти?

Каждый раз, возвращаясь к этой мысли, Мию невольно ощущала стыд за то, что думает о силе, а не скорбит о тех, кто оплатил ее своими жизнями. Стыд и страх. Страх от того, что скорбеть не получается.

От самокопания Мию отвлек стук в дверь квартиры. Мигом вскочив, куноичи принялась собираться. На этаж вела скрипучая деревянная лестница, но она не слышала шагов, а значит, пришел шиноби. Опять курьер из госпиталя…

Мать открыла дверь, из прихожей раздался знакомый голос, и Мию замерла.

— Здравствуйте... Хирано-сан, полагаю?

— Ох, вы, должно быть, Учиха-сама?! Какая честь! Прошу, проходите!

Саске, конечно, знал, где она живет. Но не заходил ни разу. Да и не в его стиле было являться без приглашения. Выглянув в коридор, куноичи бросила взгляд на соратника, убеждаясь в своих подозрениях. Пусть Учиха казался расслабленным, но Мию знала, на что смотреть. За беззаботной улыбкой пряталась нешуточная тревога.

— Нет-нет, я буквально на минутку. Мию, — заметил мечник ирьенина, — у нас внеплановая тренировка. Не забудь сумку.

Последнее замечание заставило встревожиться и куноичи. Неужели что-то случилось с Шикамару? Но зачем тогда Саске приплетает какую-то тренировку?

Подхватив сумку с медицинскими припасами, она поспешила к выходу.