Шибболет

Бежать, бежать… и остановиться,
отплыть и лечь, и смотреть на берег,
в замке копаясь вязальной спицей,
каких в шкафу ожидать Америк?

Не спать, не спать… и уснуть под утро.
Скучать, скучать… и забыть на вечер.
Как дыры эти зияют мудро:
длиннее ночи, сильнее встречи.

Упал туда, полежал и вышел.
Дожил до лета, сумел не спиться…
Вздремнул— и ожил. Скучал, но выжил.
Блестит бесцельно стальная спица.

«Я плыву из последних сил…»

Я плыву из последних сил,
хочешь— верь мне, а хочешь— нет.
Но уж если меня спросил,
если слушаешь мой ответ,

то узнай, что всех нас опять
тайно бросили в бездну вод.
Если ты это будешь знать,
может, кто-нибудь доплывёт.

Море, море со всех сторон,
и кораблик встаёт на рейд.
Это снится мой давний сон,
благосклонно кивает Фрейд.

В южной тьме не заметит он,
как трепещет ночной платан.
Кто-то высветлен и влюблён,
кто-то в белой рубашке там.

И сигналит вовсю листва
отдалённому кораблю,
и закатаны рукава
у рубашки, как я люблю.

Персонажи счастливых снов
все молчат, о чём ни спроси,
а несчастных— так много слов
говорят из последних сил.

Я-то сон и плыву во мглу,
но платан и кораблик— явь.
Подремли, прислонясь к стволу—
я к тебе добираюсь вплавь.

«Я бы жизнь провела…»

Я бы жизнь провела,
скользя рукой по руке—
словно вниз по реке,
пока не проглотит мгла

комнату и меня,
шум за окнами, мат,
падающий, звеня,
подтаивающий март,

пошловатый мотив
с настоящей тоской.
Мгновенье цепко схватив,
придерживаю рукой.

«Над жизнью любой образуется туча…»

Над жизнью любой образуется туча.
В неё собираются ревность и ярость.
Туда потихоньку, кряхтя и канюча,
с грехом пополам поднимается старость.

А ты остаёшься внизу, и за нитку
держа этот шар грозовой и огромный,
похож на большую больную улитку,
улитку, которая стала бездомной.

Призывно звенят сказки мёртвого леса,
и звери попарно выходят из мрака…
И всех наших ссор дымовая завеса
уже не спасёт от обычного страха.

«Ночные облака…»