Кончилось письмо, страница, строчка.Влажный сумрак разведя руками,вплыть в обложку. Где-то там есть точка,между письменным прибором и очками,та, в которой на листе бумагиначиналось, скажем: «Здравствуй, Оля»В пасмурности этой столько влаги—воротник поднимешь поневоле.Пожила, но не осталась скука,холодно и нечего украсть ей.Комната пуста и близорука—ничего не видит дальше счастья—суховатым словом «переписка»обозначить с жизнью отношения,как бы та ни подходила близко,не спросив на это разрешенья.Будем наводить мосты пунктиром,из обложки пасмурного цветабудем переписываться с миром,«Здравствуй», – выводить и ждать ответа.«Видишь не дальше носа— такой туман…»
Видишь не дальше носа— такой туман.Упираешься взглядом в пустой товарный вагон.Сопротивляясь, пространство вытолкнет, как лиман,в ту же точку, откуда брали разгон.Да, перемены есть: тогда гобойв переходе метро сопел, теперь— кларнет.Но все происходит с тобой, опять с тобой.Это все еще ты, а прошло, например, семь лет.Так плыви себе под кларнет, гобой, фагот.Суетись, пританцовывай, не понимай,почему тебе нужен этот, не близок тот,и тебя выбирает хам, войдя в трамвай.В ту секунду, когда поймешь, какой законвозвращает тебя в неясность из пустоты,и откроется горизонт, отойдет вагон,вдруг окажется: это уже не ты.III
«Чужой язык меняет голос…»
Чужой язык меняет голос:тон повышает, понижает.То серебрит, как время волос,то будто в воду погружает.Пугают сны таким кошмаром:стучусь к тебе, а дверь закрыта.Ты отвечаешь мне на старомостывшем языке забытом.Твой голос тише стал и глуше.За словом— шлейф беззвучной пыли.Ты не устал и не простужен—тебя там просто подменили.Я говорю: «Открой»– на четком,обидно правильном наречье,как будто вычистили щеткойвсе звуки перед нашей встречей,обильно смазав, как детали.Твой диалект— сухой и мертвый,как будто голос твой пытали.На пленке ставят мне затертойостанки, усмехаясь криво…Страшней, чем двери, даже стены,больнее ссоры и разрывалюбые тембра перемены.«Дорогой кто угодно, за Ваше письмо…»