Шестой прокуратор Иудеи

Внезапное чувство ненависти вдруг заставило девушку поднять голову. В толпе мелькнуло знакомое лицо. И сразу же взгляд галилеянки упёрся в человека, некогда признававшегося ей в любви. Но, правда, сейчас Мария увидела, как Иуда, недобро ухмыльнувшись ей прямо в лицо, первым поднял с земли самый большой камень…

***

Вперёд поскакал сотник Корнелий. С пятью всадниками он на скаку врезался в разъярённую толпу, а остальные легионеры охватили людскую массу с флангов и сразу же начали избивать разгорячённых иудеев. Нанося плашмя мечами удары налево и направо, мои легионеры быстро рассеяли кричащую ватагу и заставили слуг первосвященника прекратить бросать в камни в уже лежавшего на пыльной земле человека. Когда подъехал я, толпа, узнав меня, отхлынула от своей жертвы ещё дальше. Злобно сверкая глазами, иудеи о чём-то перешёптывались между собой, а некоторые даже пытались что-то прокричать мне вслед. Не глядя ни на кого и не обращая никакого внимания на крики, я прямо из седла наклонился над распростёртым на земле человеческим телом.

Это была женщина. Она лежала лицом вниз. Вся её одежда представляла собой сплошные лохмотья, пропитанные кровью и перемешанной с нею придорожной пылью. Я подал знак, и два легионера, тут же спешившись, подхватили бесчувственное тело под руки и перевернули на спину, чтобы можно было увидеть лицо жертвы. От неожиданности я даже вздрогнул, ибо никогда бы не подумал встретить здесь девушку, назвавшейся при первой встрече со мной женой казённого проповедника. Это была Мария из Меджделя.

– Кто посмел ослушаться моего приказа? – гневно спросил я, медленно разворачиваясь в сторону молча стоявших толпой слуг первосвященника. Что это слуги моего недруга я догадался сразу, как только узнал Марию, ибо никто другой, кроме Каиафы, просто не стал бы покушаться на жизнь этой девушки.

– Спрашиваю ещё раз, кто посмел ослушаться моего приказа? Разве забыт указ о том, что никто не имеет права казнить без одобрения на то прокуратора!

– Это не казнь, а наказание гулящей девки! – дерзко бросил мне один из иудеев, находившихся немного впереди всей толпы.

– Твоё имя? – резко оборвал его мой помощник. Савл чуть осадил своего коня и наехал его грудью на грубияна, рискнувшего надерзить римскому прокуратору. Центурион оттеснил иудея немного в сторону, наклонился из седла и, быстро схватив того за бороду, потянул вверх. Шея слуги вытянулось, и тот кожей своей почувствовал на ней смертельный холод острия боевого меча моего помощника.

– Понял, чего стоит твоя жизнь? Имя? – вновь задал свой вопрос Савл.

– Малх! – побледнев, ответил иудей.

– Отпусти его, Савл! – приказал я своему помощнику.

Слуга первосвященника отошёл немного в сторону толпы и оттуда дерзко и даже вызывающе вновь поглядел мне в глаза.

– Хорошо, Малх! Коли вы наказываете эту девушку за нарушение ваших законов, то и я сейчас, здесь же, накажу тебя за твою неучтивость к власти и неуважение к закону, который обязателен для всех. Артерикс, ты готов?! – окликнул я своего легионера.

– Обучи-ка вот этого чересчур грубого человека вежливости. Всыпь ему, как он того стоит!

Артерикс молча спешился и деловито принялся отвязывать от седла свой страшный кнут, которым владел, пожалуй, даже лучше, нежели мечом. Прежде чем приступить к делу, он вопросительно взглянул на меня. Я незаметно для других поднял три пальца вверх и затем, сжав кулак, отогнул большой и опустил его вниз. Легионер понимающе кивнул и направился к Малху. Для постороннего человека знаки, поданные мной Артериксу, ничего не значили, хотя смысл в них был заложен весьма глубокий: всего три дня жизни отпускались мной верному слуге первосвященника.

– Я начальник храмовой стражи! Ты не имеешь права! Нет такого закона! – закричал Малх, завидев приближающегося легионера. Слуга главного жреца кое-что слышал об искусстве Артерикса владения кнутом, а потому и задрожал от страха, почувствовав, как мурашки ужаса пробежали по его спине.

– Что ты сказал, Малх? Закон? Или мне послышалось? Ты, раб, вспомнил о законе? – мои брови удивлённо полезли вверх, – а по какому закону ты убивал эту несчастную девушку! Не припомню, чтобы Синедрион просил утвердить чью-либо смертную казнь. Здесь закон я, римский прокуратор! Приступай Артерикс!

От первого же удара легионера Малх рухнул на землю и завизжал громко и протяжно, словно свинья под ножом мясника. Всего один раз успел приложиться к нему кнут Артерикса, а начальник стражи уже червём извивался в дорожной пыли, от обиды и злобы размазывая по щекам слёзы. Одежда на его спине, превращённая в лохмотья, начала медленно пропитываться его же кровью. Артерикс ещё несколько раз хлестнул Малха, воющего от боли и страха, после чего опустил свой жуткий кнут со словами: «Пошёл вон!»