Шестнадцать деревьев Соммы

– Значит, вас зовут Эдвард… Хирифьелль… – проговорил служащий. – Извините, если неправильно произношу фамилию.

– Дa. Это я.

– А второе имя у вас есть?

– Нет.

– Я интерпретирую это как «дa», поскольку у вас совпадает личный регистрационный номер. Я сделаю вам копию этого акта. Право на Хаф-Груни перешло от мистера Эйнара Хирифьелля Эдварду Дэро Хирифьеллю пятого ноября тысяча девятьсот семьдесят первого года.

Я почувствовал, куда течет кровь в каждом из моих кровеносных сосудов.

– В семьдесят первом… – пробормотал я.

– Yes, indeed[26]. Но передача имущества вступала в силу лишь после его смерти.

– Так я владею островом? – уточнил я, посмотрев на карту на стене.

– И дa, и нет. Надо еще соблюсти определенные формальности. Вы можете видеть здесь первоначальный контракт, – сказал чиновник и вытащил из папки листок, верхнюю часть которого занимала шапка: «ООО Уинтерфинч».

На пожелтевшей бумаге четкими машинописными буквами сообщалось, что Эйнар Хирифьелль и его descendants[27] получают право проживания на Хаф-Груни и единоличного владения землей и строениями until the end of time[28]. Арендная плата с них не взимается. Единственное, что могло бы сделать этот контракт, не имеющий срока давности, недействительным, это act of God[29].

Под строкой «As witness the hands of the parties»[30] я увидел ровную подпись Эйнара с наклоном вправо. Рядом большущими корявыми буквами было написано: «Дункан Уинтерфинч». Этот Дункан так давил на перо, что бумага порвалась.

Договор был заключен 3 августа 1943 года.

Я вопросительно посмотрел на мужчину за стойкой. Тот бросил взгляд на текст и доел остатки булочки с изюмом.

– Для своего времени весьма щедрый договор, – сказал он. – Никто ведь не знал, чем кончится война. Многие опасались, что вся Европа окажется германской территорией. Жилье в Великобритании, пусть и убогое, все же было билетом на свободу. Теперь-то, конечно, это выглядит несколько – как бы это сказать? – окрашенным изолированным положением этого места.

– Что значит «act of God»?

– Все, что неподконтрольно человеку. Землетрясение. Извержение вулкана. Погружение острова в море. – Служащий почесал лоб над бровью. – Но вот тут есть документ, который все осложняет, – сказал он и взял в руки другую бумагу. И на ней шапка гласила «ООО Уинтерфинч», но дизайн ее был более современным. – Один адвокат опротестовал правомерность имущественного акта, когда господин Хирифьелль умер. В случае, если кто-либо предъявит права в соответствии с этим актом, будет подан встречный иск…

– И кто же этого добивается?

– Адвокат семьи Уинтерфинч в Эдинбурге. Они считают договор недействительным, поскольку у мистера Хирифьелля не было детей.

– Он мой двоюродный дедушка, – сказал я. – И я, выходит, его наследник первой очереди.

– Descendants означает, в соответствии с этим контрактом, детей или внуков. Sorry about that[31].

Чиновник пошел снимать копии. Потом он заверил их подлинность печатью. Мягкий «тюк» по подушечке, жесткий «тюк» по бумаге на столе. Желтый пластиковый кармашек для защиты от нескончаемого шетландского дождя. Получите, пожалуйста, и отмашка рукой на прощанье.

Я взялся уже за ручку двери, когда служащий, окликнув меня со своего места, поднял в воздух лист бумаги, чтобы мне было видно.

– Это, собственно, к нашему архиву отношения не имеет, – сказал он. – Но, может быть, вам пригодится.

Я подошел к нему.

– В семьдесят первом году, – сказал он, – когда мистер Хирифьелль как раз собирался передать права вам, кто-то в офисе, видимо, помогал ему разобраться в бумагах. Вот посмотрите.

Листок в клетку, на нем карандашный рисунок круглого стола. Под ним список материала для него с указанием длины.

– Не там, – сказал мой собеседник. – На обороте.

Я перевернул лист. Памятка. Написана дрожащей рукой, неровным почерком – но точно Эйнаровым. Памятка, составленная битым жизнью человеком на Хаф-Груни перед важной поездкой в Леруик. «К шерифу. Не забыть паспорт. Акт. Письмо Эдварду, чтобы ночевал хотя бы одну холодную неделю. Банковский перевод в цветочный магазин».

* * *

Я нашел ее в музыкальном магазине «Клайвз рекорд шоп» на центральной улице. Она просматривала полку с пластинками в жанре соул. Одна пластинка была, видимо, отложена для нее: на прилавке лежал заклеенный скотчем пластиковый пакет с надписью «Гвен» красным фломастером.

Я немного порылся в пластинках, ощущая, как в руках постепенно копится тяжесть винила, а потом перекинул стопку на прежнее место и занялся следующим рядом. Мысли на место не вставали. Я нашел два макси-сингла группы «Погс», но не стал покупать.