Шестнадцать деревьев Соммы

Проведя там четверть часа, мы узнали только одно. Но это было важно.

Эйнар Хирифьелль появился здесь в 1942 году и полностью овладел мастерством судостроителя.

– Поначалу он вообще не имел представления об этом ремесле, – сказал Джек. – Но научился ему на удивление быстро. Насколько я понял, он вообще-то был столяром-краснодеревщиком. Просто поразительно, как споро он управлялся с починкой разбитого корпуса. И еще они делали хитроумнейшие тайники для оружия. На вид вроде бочка для рыбы, а внутри зенитный пулемет, который можно развернуть за две минуты. Но в сорок третьем году немцы бросили на них еще больше самолетов и стали топить каждую вторую лодку. Им пришлось прекратить выходы в море до тех пор, пока американцы не прислали им противолодочные катера.

Я вопрошающе наклонил голову.

– Ну что столяру делать на стальном судне, – пояснил Джек.

– Ах так, – сказал я. – Куда же он тогда делся?

– Болтался без работы. Брался за всякую мелочовку. Сколачивал ящики для сетей в обмен на табак. А потом пропал куда-то. Вроде бы нанялся к какому-то богатею на Ансте.

– На Ансте?

Джек поскреб щетину и повторил:

– На Ансте.

Я показал фотографию, сделанную дедушкой.

– Это Анст?

Мой собеседник взглянул на нее и пожал плечами.

– Во всяком случае, это Шетландские острова, – сказал он.

Я ждал, что он скажет еще.

– Потому что построек никаких не видать, – сказал Джек.

Механики стали собираться по домам. Один за одним тяжелые токарные и сверлильные станки выключались и затихали в облаке пахучего машинного масла. Джек выразительно покосился на часы взглядом, говорившим, что скоро ему придется звонить домой и объяснять, почему он, хозяин мастерской, опаздывает к обеду.

Я уже пошел к выходу, но обернулся и спросил:

– Не знаете, во время войны он не ездил во Францию?

Джек покачал головой.

– Норвежцы тогда много чего делали, о чем никто не знал. «Ask no questions and you will be told no lies»[13], – говаривали они.

Скаллоуэй был все так же тих. К моему отъезду пятничное расслабленное настроение разогнало всех по домам. Единственным признаком жизни служила светящаяся вывеска почты.

* * *

Чем дальше на север, тем меньше машин. Вскоре «самое северное» стало важнейшим, а затем и единственным эпитетом придорожных заведений. Добравшись до «Самых северных в Великобритании рыбы с картошкой» в Брее, я выключил «Brownsville Girl» и зашел внутрь.

За едой я думал о родном хуторе, опустевшем впервые за сто пятьдесят лет. Сидевший на крылечке Грюббе понял, что я собираюсь уезжать, и не дал себя погладить.

В дальнем конце сарая для инструментов стояла телега, на которой в Хирифьелль приехали мои прародители, чтобы начать возделывать землю. Когда я уезжал, здания съеживались, стараясь втиснуться в зеркало заднего вида. Изображение тряслось, когда я ехал по скотной решетке, а потом опустил шлагбаум и свернул на областную дорогу. Пересекая горы, я как будто уезжал от себя прежнего, но теперь, за поглощением чужой пищи, мое прежнее «я» словно бы вернулось, и я задумался, пытаясь вспомнить, не забыл ли я опустить шлагбаум возле скотного мостика.

Вдоволь наевшись жареной картошки и ощущая во рту ее вкус (похоже, сорт «Астерикс»), я заменил кассету, вставив группу «Клэш», и поехал дальше. Как раз успел на ходящий в Йелл паром «Бигга», оттуда промчался мимо самого северного паба Великобритании.

Анст встретил меня редким дождиком, но желтый комбинезон не дал мне промокнуть. Я стоял на носу парома «Гейра» и ощущал толчки стального корпуса, приближающего меня к цели. Дождливый, пустынный клочок земли в океане, отполированный солеными ветрами, так же, как и Йелл, абсолютно безлесный.

Я оглянулся и осмотрел автомобильную палубу. На Анст плыли только внедорожники. Семейные автомобили остались на Йелле. Рядом с «Коммодором» стояли «Бедфорд», облезлый «Лендровер» и «Тойота Хайлакс», на багажной сетке которой были сложены ловушки на краба.

В Хайлаксе сидели двое бородатых мужчин и поглядывали в мою сторону. Вот водитель наклонился ближе к соседу, чтобы лучше его слышать. У меня возникло ощущение, что разговор касался меня.

Еще пара минут – и мы на месте. Мне бы вернуться к машине, но я засмотрелся на одинокого старикана с тросточкой, ожидавшего паром на причале в Ансте.

Мы съехали на берег. Старикан уселся на пассажирское сиденье «Лендровера».

Здесь абсолютно все было самым северным в Великобритании. Самая северная школа. Самая северная гостиница. Самая северная автобусная остановка.

Я подъехал к самому северному в Великобритании магазину, в котором все еще светились лампы дневного света. Набрал немного еды и баночного пива. Развлекаясь чтением непривычных этикеток, увидел, что тут торгуют и крепкими напитками. Семейство из трех человек уже заканчивало закупаться на выходные, и я поторопился успеть в кассу до них.