Шестерка воронов

– Пожалуйста, – взмолился один из пленников. – Я ничего не сделал. Я обычный фермер. Я не причинял вам зла.

– Ты оскорбляешь Джеля самим своим существованием, – ответил Брум. – Паразит на этой земле. Ты кажешься миролюбивым, но как насчет твоих детей, которым ты можешь передать свою демоническую силу? Как насчет их детей? Я лучше буду милосердным по отношению к беспомощным мужчинам и женщинам, которые пострадали от мерзких деяний гришей.

Затем он повернулся к дрюскелям:

– Хорошая работа, ребята, – сказал он на фьерданском. – Отплываем в Джерхольм немедленно.

Дрюскели едва не лопались от гордости. Как только Брум вышел из трюма, они начали хлопать друг друга по спине и смеяться от облегчения и радости.

– Действительно хорошая работа, – сказал один из них. – Пятнадцать гришей будет доставлено в Ледовый Двор!

– Надеюсь, мы заслужим повышение…

– Ты же знаешь, что да.

– Хорошо, а то мне надоело бриться каждое утро.

– Отращу бороду аж до пупка!

Затем один из фьерданцев просунул руку в клетку и схватил Нину за волосы.

– Мне нравится эта, все еще симпатичная и кругленькая. Может, откроем дверь и завалим ее?

Парень с золотистыми волосами отдернул руку товарища.

– Да что с тобой не так? – впервые подал он голос с момента ухода Брума. Легкий прилив благодарности тут же испарился, как только он добавил: – Ты бы стал спать с собакой?

– А как эта собака будет выглядеть?

Остальные залились гадким смехом и пошли наверх. Парень, который сравнил ее с животным, уходил последним, и, в тот момент, когда он собирался уже выйти в коридор, Нина обратилась к нему на чистом, идеальном фьерданском:

– За какие преступления?

Он замер и оглянулся, его голубые глаза горели ненавистью. Нина даже не вздрогнула.

– Откуда ты знаешь мой язык? Ты служила на северной границе Равки?

– Я каэлка, – соврала она, – и говорю на всех языках.

– Очередное колдовство.

– Если под колдовством ты подразумеваешь сокровенную практику чтения. Твой командир сказал, что нас будут судить за наши преступления. Я хочу, чтобы ты объяснил, в каких преступлениях меня обвиняют.

– Вас всех будут судить за шпионаж и преступления против народа.

– Мы не преступники, – отозвался сидящий на полу фабрикатор на ломаном фьерданском. Он находился здесь дольше всех и был настолько слаб, что не мог встать. – Мы – обычные люди. Фермеры, учителя…

«Не я, – мрачно подумала Нина. – Я – солдат».

– Будет судебное разбирательство, – ответил дрюскель. – К вам отнесутся справедливее, чем вы того заслуживаете.

– И сколько гришей за все это время признали невиновными? – спросила Нина.

Фабрикатор застонал.

– Не провоцируй его. Тебе не изменить его убеждений.

Но она вцепилась в прутья связанными руками и повторила:

– Сколько? Скольких вы отправили на костер?

Он повернулся к ней спиной.

– Стой!

Но парень не обернулся.

– Стой! Пожалуйста! Просто… принеси хоть немного свежей воды. Ты бы не стал так мучить даже своих псов.

Фьерданец замер, взявшись рукой за дверь.

– Мне не стоило так тебя называть. Собаки хотя бы знают, что такое преданность. Верность своей стае. Назвать тебя собакой – оскорбление для них.

«Я скормлю тебя стае голодных псин», – подумала Нина. Но вместо этого сказала:

– Воды. Пожалуйста.

Он скрылся в коридоре. Она услышала, как парень взбирается по лестнице и с грохотом закрывает люк.

– Не трать на него воздух, – посоветовал фабрикатор. – У него нет к тебе чувства жалости.

Но через некоторое время дрюскель вернулся с оловянной кружкой и ведром свежей воды. Он поставил его в клетку и закрыл дверь без лишних слов. Нина помогла фабрикатору напиться, держа для него кружку, а затем и сама выпила из нее. Ее руки так тряслись, что половина воды вылилась ей на рубашку. Фьерданец отвернулся, и Нина с удовольствием отметила, что смутила его.

– Я бы убила за возможность принять ванну, – дразнила она. – Ты мог бы меня помыть.

– Не разговаривай со мной, – прорычал он, направляясь к выходу.

Больше он не возвращался, и следующие три дня гриши просидели без свежей воды. Но когда началась буря, эта кружка спасла Нине жизнь.

Подбородок Нины опустился на грудь, и девушка резко проснулась. Когда же она успела отключиться?

В коридоре стоял Матиас. Он заполнял собой все пространство дверного проема. Парень был слишком высоким, чтобы чувствовать себя комфортно в трюме. Как давно он за ней наблюдал? Нина быстро проверила пульс и дыхание Инеж и с облегчением отметила, что ее состояние стабильно.

– Я спала?

– Дремала.

Девушка потянулась, пытаясь стряхнуть с себя усталость.

– Ну, хоть не храпела? – Он ничего не сказал, просто смотрел на нее своими ледяными глазами. – Тебе позволили воспользоваться бритвой?

Его руки в кандалах потянулись к свежевыбритой челюсти.

– Это Джеспер сделал.

Похоже, он позаботился и о волосах Матиаса. Светлые, слишком отросшие пряди, создававшие беспорядок на его голове, тоже подстригли. Теперь они были очень короткими – золотистый пушок, открывающий вид на порезы и синяки, полученные в последней битве в Хеллгейте.