Шесть дней, которые потрясли мой мир. Повесть

Можно выразиться помягче: немножко коробит. Уж больно как-то прямолинейно, без обиняков и словесной вуали: сначала дай, потом получишь. Однако, оправдываю, втюрившись по уши: натерпелась, осторожничает, простить можно. Злость на доставшийся скверный быт пройдёт, детско-девичье горе зарубцуется, душа помягчает и поменяет ориентиры. Не соображаю, недотёпа, что мне выдвинуто первое условие, поставлен первый барьер к обладанию. Да и зачем соображать? В шкуре простого инженера на 120 р. я не был, сразу после стипендии облачившись в главинжескую на 250 р. Плюс премиальные каждый квартал, да  за внедрение новой техники, которой мы не видели, да за рационализацию, которую внедряли в отчётах, да ещё за что-то – наш главбух дока был по части поощрения командного состава – глядишь, и ещё добавка в 100-150 р. ежемесячно. Квартира всегда есть, а захочу – будет лучше, дефицитные продукты в заводском распределителе для начальственного состава – всегда пожалуйста. Так что фундамент-то для дворца точно есть. Чего ж напрягаться на соображения? Но, на всякий случай, пытаюсь смягчить её линию, какая-то всё же закорючка в душе возникла.

- А если, - говорю, подвигая на компромисс, - дворец вдвоём строить?

- Нет, - отвергает, не замедляя, как продуманное заранее, - не могу рисковать. Ты же слышал: у меня были трудные детство и юность. Я хочу, наконец, жить, а не прозябать.

Хотел было я её тут же, как партиец, наставить на путь истинный, наш путь. Надо, мол, заслужить, заработать, но смолчал, побоявшись, что сразу же и навсегда отошьёт к чертям собачьим и не даст нам вместе сгладить, в общем-то, не такие уж и зазубренные углы.

Опять ужинал у соседей, позоря жену, как она выражается, когда мне приходится перехватить что-нибудь на стороне. Беседа за столом после тяжелейшего нашего замора от работы и нервных разговоров, оттого, что день прошёл не так, как хотелось, текла вяло, и мы быстро расползлись по своим углам, ожидая времени для окончательного погружения в спячку. Я томился в кресле перед телевизором, который не любил, и тупо наблюдал за смещающимися в снежной пелене помех по горизонтали разных частей тел звёзд советской эстрады и слушал в пол- обвисшего уха ритмически вякающее завывание слабых голосов, с трудом добрасываемых до нашего городка маломощной телестудией областного центра. Сидел и силился не заснуть в надежде, что она придёт, но всё же не выдержал, и обмяк, сломленный полным утомлением.

А она пришла. Пришла, чтобы выключить пусто шипящий телевизор и затолкать меня в постель, отбиваясь с оправданиями, что родственники что-то заподозрили, а ей не хочется доставлять им неприятности через мою половину, то есть, три четверти, и вообще оставлять плохую память о моральном облике начинающего советского педагога. В общем – отшила. Крепко – раз, два, три, четыре, пять раз – поцеловала в губы, прильнув грудью, отпрянула и говорит неожиданно, вся светясь в разгоревшемся лунном свете:

- Я сегодня самая счастливая женщина на свете: я ощутила, что по-настоящему любима.

Ещё раз, но уже привычно легко, воздушно, поцеловала и упорхнула, тихо затворив за собой дверь.

А я, борясь со сном, ещё некоторое время старался понять, каким образом довёл её до такого состояния, чтобы ещё больше отточить свои неотразимые приёмы и применить их в следующие дни, но так ничего, кроме утомительного ухайдакивания у плиты и корыта, не вспомнил и облегчённо решил, что не мне, смертному, разбираться в женской психологии. Даже Всевышний и то, не поняв, что же всё-таки свершилось в Еве, взял да и выкинул её, на всякий случай, из рая вместе с сожителем.

Так кончился четвёртый день, в котором последние минуты перекрасили в розовый цвет все тёмные краски дождя и неудовлетворённости.

- 7 -

Пятый день начался так, как мне всегда хотелось. К счастью, я забыл запереть дверь на ночь, и Она горячей ящерицей скользула ко мне под одеяло, мгновенно разбудив и мозг, и тело, и душу, и, тем более, желание. Жалко, что это не имело продолжения хотя бы до обеда. И, конечно, не по моей вине, а по её неожиданно вдруг одолевшему другому желанию – сходить за грибами. Правда, тут же выяснилось, что это больше желание тётки, не доверявшей моим нравственным устоям, которые, как она, наверное, по-женски интуитивно поняла, были глубоко подточены, и наивно целомудренно полагавшей, что колючие лесные декорации не годятся для любовных игр. А может, практично понадеялась на комаров и мокрую после вчерашнего грибного дождя траву. Так или иначе, но послушная и примерная племянница не желала оставаться в постели и, естественно, исключала это для меня. В который раз уже пришлось смириться, заменяя неудовлетворённость интенсивными физическими упражнениями.