Шесть дней, которые потрясли мой мир. Повесть

Когда соседка, постаравшаяся переплюнуть мою славу, внесла, вернее, втащила на веранду, где стоял наш вечерний стол, громадное блюдище с целым речным зверем, обложенным и украшенным разноцветными овощами, все ахнули, а директорша начала срочно закатывать и без того короткие рукава на своих руках-брёвнышках. Званые и незваные тут же шумно расселись, а ей достался уголок около тётки, да и то сидеть пришлось бочком. После первой и сразу же, по обычаю, нацеженной и вылаканной второй и торопливо вычавканной ухи, когда не захмелевшим ещё и не насытившимся глазам ничто не мешало вожделенно любоваться гвоздём программы, я, задерживая низменные влечения публики, огласил скромненько, как и обещал, настоящую правду о нашей удавшейся путине, и все разом уставились на героиню, а начальник милиции, грозно переведя взгляд на меня, попытался уличить в даче ложных показаний на уличном следствии, но я умоляюще приложил палец к губам, косясь на директоршу, и он понял и амнистировал меня, солидаризуясь в мужской тайне. Толстуха же, не силах сосредоточиться ни на чём, кроме как на нашем запечённом красавце, пропустила не нужную ей рыбацкую травлю мимо ушей, а на именинницу даже не взглянула, поскольку та в её глазах из-за своих хилых размеров не представляла никакой ценности и уж никак не могла представлять какую-нибудь опасность для приличной семьи.

После оглашения никому не нужной правды начался настоящий жор и лакание без меры с рыбацкими байками, которые никто не дослушивал, и производственными обсуждениями, от которых морщились и отворачивались. Компашка пошла вразнос. Директорша укрепила локти-тумбы на столе, вытеснив соседей, и быстро работала двумя масляными руками и хищным ротиком со щучьими зубами. Скоро, однако, все, кроме неё, утомились и выбрались из-за стола покурить, помочиться, размять ноги и живот, потрепаться тет-а-тет, не слыша друг друга, и вообще осознать, как хороша жизнь. Я тоже вышел, но тут же был утащен в тень.

- Мне обрыдли, - говорит, - ваши пьяные рожи, ваша первая посудная леди, ваши рыбацкие и заводские трёпы. Я ухожу спать. Имей в виду – терпеть не могу, когда от мужика прёт сивушным перегаром, - поцеловала в губы и растворилась в темноте, как и не была.

Я даже не успел успокоить, что это была последняя. Но вот беда! Почему-то каждая последняя оказывалась предпоследней, и я, так и не добравшийся до последней, был сведён верным приятелем, обрётшим бодрость после моего развенчания, в так и не убранную постель, и, сражённый наповал не столько самогонкой, сколько сверх-эмоциональными событиями дня, отключился напрочь.

- 5 -

Невыносимо душным утром следующего дня меня вывел из состояния похмельного коматоза громкий стук в дверь, отдающийся в распухшей голове ударами молотка, исправляющего вечные огрехи в нашей жестяной продукции. Кое-как пересилив себя, я поднялся и, натыкаясь на не на месте поставленную мебель, побрёл на звук, не в силах полностью открыть заплывшие от вчерашнего удовольствия глаза, с трёх попыток открыл дверь и увидел её. Не раздумывая, уже как своё приобретение, попытался облапить, но тут же схлопотал по физике. От неожиданности, обиды и боли глаза мои раскрылись и уставились на ту, которая почему-то так грубо отказалась от моего добра.

- Ты чё?

- А ты забыл, что я вчера тебе говорила, о чём предупреждала? – отвечает запальчиво и караулит моё следующее движение, не доверяя джентльменскому воспитанию.

Я и вправду забыл, а потому зла на мордобитие не таю, всё готов простить, отвечаю убито, потому что понимаю, что сам украл у себя целый день.

- Прости, забыл.

- Ладно, - смилостивилась, видя моё отчаянное состояние, и поднимает из-за стола трёхлитровку с пивом. У меня аж глаза повлажнели. Если б моя жена хоть раз так похмелила, я простил бы ей даже нашу женитьбу. Тут же дрожащими руками перехватил холодную отпотевшую тару и присосался к широкому горлу, проливая нектар себе на грудь и измазавшись до носа пеной, пока не ополовинил. Тогда отдулся и снова, забывшись, в благодарности качнулся к ней и был остановлен упреждающим окриком, как хлыстом:

- Опять?!

Помедлила, чтобы я осознал, что не шутит, и миролюбиво предлагает:

 - Иди к колодцу и хорошенько умойся – смотреть противно.

- Есть, мой комиссар, - отвечаю, ожив, и потопал в указанном направлении.