Лева плохо спал всю эту ночь. Его тревожили сны. Ему казалось, что он все время скачет на лошади, вдоль какого-то бесконечного забора, и то и дело задевает об него ногой, а из канавы, которая несется вместе с ним, смотрят на него глаза, полные мольбы и ужаса. И он не боится этих глаз, он только не хочет их видеть, он отворачивается от них. Но куда бы он ни повернулся, глаза, полные мольбы и ужаса, смотрят на него. И вдруг на опушку леса выскакивает Шерлок Холмс. Он маленький, толстый человек, с цилиндром на голове, с гладко выбритым лицом и во фраке. Он растопыривает руки и загораживает Леве дорогу и в то же время длинными-длинными руками хватает лежащего в канаве серого человека за горло и тащит к себе его круглую, гладко остриженную голову, на которой два глаза смотрят с мольбой и ужасом.
— Пустите его! — кричит Лева, стараясь отнять у Шерлока Холмса эту круглую голову.
Но Холмс хватает Леву за ногу и ногтями царапает ему коленки.
— Лева! Лева! — стонет серый человек.
— Лева! Лева! — громче раздается в его ушах.
Левушка открывает глаза и видит приподнявшегося на своей постели Хоботова.
— Лева, повернитесь на бок! А то вы спите на спине и поэтому стонете, — говорит учитель.
Лева поворачивается на бок и сейчас же начинает скакать мимо бесконечно длинного забора, а за ним на буром иноходце скачет его учитель. И только это уже не Павел Федорович, а Шерлок Холмс. Цилиндр сорвался с его головы, и вместо фрака у него серый арестантский халат. Вдруг лошадь поворачивает к Леве голову и, сердито оскалив зубы, хочет укусить его.
Лева вскрикивает и просыпается.
Хоботов громко похрапывает на своей постели.
«Я хочу видеть глаза», — думает мальчик и засыпает, и сейчас же видит глаза. Они смотрят на него, полные мольбы и ужаса.
— Беги! беги! беги! — шепчет кому-то Лева. — Они побежали к речке. И старик там!..
— Беги, беги, беги! — тоненьким голосом отвечает ему круглая, коротко остриженная голова.
Лева открывает глаза. Свет утра пробивается сквозь ставни.
«Чили, чили, чили!» — слышит Лева, как чиликают воробьи за окном, на карнизе.
«Светает», — думает Лева, засыпая опять, и спит уже спокойно.
Но утром Лева встал такой же задумчивый и сосредоточенный.
— Ты нездоров? — спрашивает его мама, когда он на веранде пьет молоко.
— Нет, ничего, — отвечает мальчик.
— А беглого-то так и не поймали, — сообщает немного спустя Леве казачок Степа. — Говорят, он за реку ушел.
И Леве почему-то это известие приятно. Он весело бежит через двор к купальне. Но, добежав до реки, он опять задумывается. Это та же самая река, что течет и в уездном городке. Стало быть, «он» ушел туда.
И Лева смотрит на широкую пойму, расстилающуюся по другому берегу речки.
И Леве делается страшно: а вдруг «он» придет к ним в усадьбу и всех, всех их убьет? Он сейчас же вспоминает маленькие серые глаза, смотревшие на него из канавы.
«Нет, он не убьет!» — решает почему-то Лева и чувствует, что какая-то непонятная близость существует между ним и серым человеком с круглой, гладко остриженной головой, и никто на свете не знает об этом.
— Uncle Bill, how do you do? — вдруг слышит он за спиной знакомый голос.
— I am very well, — начинает было Лева, но, обернувшись и не допев последних слов, бросается к деду. — Ты гулять? — спрашивает он его.
— Гулять, — отвечает старик.
— Пойдем вместе.
И Лева, взяв за руку деда и размахивая ею в такт шага, идет рядом с ним.
Некоторое время они идут молча.
— Ну, что хорошего? — спрашивает наконец генерал.
Лева молчит.
— Ты сегодня что-то бледен, — опять заговаривает дед, вглядываясь в лицо внука.
— Нет, ничего, — отвечает тот и потом, после небольшой паузы, начинает: — А вчера из тюрьмы убежал преступник.
— Знаю, — отзывается генерал.
— И его еще не поймали.
— И это знаю. А вот будь у нас тут этакий, знаешь, Шерлок Холмс, живо бы сцапали голубчика. Не правда ли, Лева, а?
— Нет, не надо! — чуть слышно шепчет Лева.
— Чего не надо?
— Шерлока Холмса не надо.
Дед не без удивления посмотрел на шедшего рядом с ним мальчика.
— То есть, как не надо? — повторил он.
Но Лева, вместо ответа, поплотнее прижавшись к старику, вдруг проговорил:
— Я тебе, дед, должен что-то сказать.
— Ну, говори!
И они оба приостановились.
— Сядем, — сказал Лева, указывая на скамеечку, стоявшую на берегу реки.
Лицо Льва Сергеевича приняло озабоченное выражение. Что-то важное почувствовалось ему в тоне ребенка. Он сел на скамейку, а Лева, встав перед ним, сбиваясь и путаясь, рассказал все вчерашнее происшествие.
Генерал слушал его, зорко глядя в глаза мальчику. Потом у старика почему-то задрожала нижняя губа и затряслась рука, лежавшая на плече внука.
— Дед! Скажи мне, как я поступил: хорошо или худо? — спросил Лева, окончив свой рассказ.
Дед сразу ничего не ответил. Он обнял внука, горячо поцеловал его и крепко прижал к груди, и только после этого уже твердо и уверенно сказал:
— Хорошо!
— Почему же хорошо, дед? Ведь, подумай только!.. — начал было мальчик, но старик прервал его:
— Не знаю, почему хорошо, но хорошо!
Затем, встав со скамейки, зашагал дальше. Лева шел с ним рядом.