Шерлок Холмс и доктор Ватсон

Наш клиент был настроен более миролюбиво, хотя признаки возмущения и уязвленной гордости были также заметны. Безусловно, возобладал здравый смысл, который учит в важных делах идти на компромисс.

– Я погорячился, мистер Холмс, я не так вас понял. Теперь я все спокойно обдумал и убедился, что вы вправе знать все, каковы бы ни были факты. Поверьте, после этого инцидента мое уважение к вам только возросло. Но, честное слово, я не понимаю, при чем тут мои взаимоотношения...

– А это уж мне виднее.

– Наверное, вы правы. Я перед вами, как перед врачом. Уточняйте все симптомы и ставьте диагноз.

– Ну что ж, это удачное сравнение. Но ведь есть больные, которые и про свою болезнь не все расскажут, а как быть обманутому врачу?

– Скорее всего, это так, но, мистер Холмс, не будете же вы спорить, что у любого мужчины внезапный вопрос о его отношениях с женщиной вызовет внутренний протест – особенно, если чувство существует и оно серьезно. Я привык думать, что у каждого в душе есть святое святых, недоступное посторонним. А вы с ходу, без предупреждения – прямо туда. Но я вас ни в коем случае не осуждаю, вы преследовали благородную цель – спасти близкого мне человека, близкую душу. Ну что ж, я все ставлю на кон, открываю вам свою душу – можете исследовать ее любым инструментом. Что же мне рассказать вам?

– Правду.

С минуту Гибсон собирался с мыслями. Решение далось ему нелегко. Его глубокие морщины как будто отвердели, суровое лицо еще посуровело.

– Я буду краток, мистер Холмс, – проговорил он наконец задумчиво. – Расскажу только то, что необходимо для дела. Даже это бесконечно тяжко. Когда в молодости я искал золото в Бразилии, я познакомился с Марией Пинто, которой суждено было стать моей женой. Она была дочь чиновника высокого ранга в Манаусе и необычайно хороша собой. В то время во мне кипела горячая кровь, но и сейчас, когда я умудрен годами, я не могу забыть ее редкостную красоту. По сравнению с американками – а только этих женщин я до тех пор знал – она поражала глубиной и страстностью своей натуры, искренняя, причудливая, чуть капризная – словом, южанка, женщина до мозга костей. Мы поженились по любви, но моей любви хватило на несколько лет, и тут я понял: ничто больше не привязывает меня к этой женщине. Все было бы гораздо проще, если бы и она ко мне охладела. Но знаете ли вы женщин, созданных для единственной любви?! Я пытался помочь ей избавиться от этого чувства; даже если бы она воспылала ненавистью ко мне, нам обоим было бы легче. Именно поэтому я был груб и даже иногда жесток с ней, однако несмотря на это, в туманной Англии ее любовь оставалась такой же пылкой, какой была двадцать лет назад на знойных берегах Амазонки. Мои выходки не производили на нее впечатления.

Тут на нашем горизонте появилась мисс Грейс Данбар. Мы искали гувернантку для детей и дали объявление. По объявлению пришла девушка удивительной красоты – вы, конечно, видели ее фотографии в газетах. Не буду лицемерить: невозможно жить под одной крышей с таким созданием и оставаться равнодушным. Новая любовь захватила меня. Вы смотрите на меня с осуждением?

– Любовь неподсудна. Вот если бы вы стали навязывать ее лицу, находящемуся от вас в зависимости!..

В ответ на этот невысказанный упрек Гибсон, метнув на собеседника недобрый взгляд, взволнованно продолжал:

– А хоть бы и так! Я такой, какой я есть, и никогда не притворялся паинькой. Я привык добиваться, чего хотел, а сейчас больше всего на свете я хочу быть с этой женщиной. И она это знает.

– Вы ей сказали? Как вы могли?

Холмс и не пытался скрыть овладевший им гнев.

– Да, я сказал ей, что если бы был свободен, то немедленно просил бы ее руки. Но я не был свободен. И я предложил ей все остальное, что только можно сделать для счастья и спокойствия любимой женщины, не считаясь при этом с деньгами.

– Вы полагаете, что вели себя как благородный человек? – интонация Холмса была очевидно саркастическая.

– Мне казалось, мистер Холмс, что вы собирались задавать мне вопросы, а не читать нравоучения. Поверьте, я в них не нуждаюсь!

– Я взялся за ваше дело не ради вас, а ради мисс Данбар. Преступление, в котором ее сейчас обвиняют, не многим тяжелее того, к чему вы ее, по собственному вашему признанию, склоняли. И как, по-вашему, я должен оценивать вашу попытку обесчестить женщину, которая живет в вашем доме и полностью от вас зависит?

Поведение Золотого Короля было поистине непредсказуемым: этот резкий упрек оставил его совершенно спокойным.

– Так, как оно того заслуживает, мистер Холмс, – ответил он. – Теперь и я смотрю на это другими глазами. Мои намерения, слава богу, не осуществились. Она отказалась и потребовала расчет.

– Почему же она не уехала?