Шерлок Холмс и доктор Ватсон

ШЕРЛОК ХОЛМС ПРИ СМЕРТИ

Квартирная хозяйка Шерлока Холмса, миссис Хадсон, была настоящей мученицей. Мало того, что второй этаж ее дома в любое время подвергался нашествию странных и зачастую малоприятных личностей, но и сам ее знаменитый квартирант своей эксцентричностью и безалаберностью жестоко испытывал терпение хозяйки. Его чрезвычайная неаккуратность, привычка музицировать в самые неподходящие часы суток, по временам стрельба из револьвера в комнате, загадочные и часто весьма неароматичные химические опыты и вся атмосфера преступлений и опасности, окружавшая его, делали Холмса едва ли не самым неудобным квартирантом в Лондоне. Но, с другой стороны, платил он по-царски. Я не сомневаюсь, что тех денег, которые он выплатил миссис Хадсон за годы нашей с ним дружбы, хватило бы на покупку всего ее дома.

Она благоговела перед Холмсом и никогда не осмеливалась перечить ему, несмотря на все его невероятные поступки. Она также симпатизировала ему за удивительную мягкость и вежливость в обращении с женщинами. Он не любил женщин и не верил им, но держался с ними всегда по-рыцарски учтиво. Зная искреннее расположение миссис Хадсон к Холмсу, я с волнением ее выслушал, когда на второй год моей женитьбы она прибежала ко мне с известием о тяжелой болезни моего бедного друга.

– Он умирает, доктор Ватсон, – говорила она. – Уже три дня ему все хуже и хуже. Я не знаю, доживет ли он до завтра. Он запретил мне вызывать врача. Но сегодня утром, когда я увидела, как у него все кости на лице обтянулись и как блестят глаза, я не могла больше выдержать. «С вашего согласия или без него, мистер Холмс, я немедленно иду за врачом», – сказала я. «В таком случае позовите Ватсона», – согласился он. Не теряйте ни минуты, сэр, иначе вы можете не застать его в живых!

Я был потрясен, тем более что ничего не слыхал о его болезни. Излишне говорить, что я тут же схватил пальто и шляпу. По дороге я стал расспрашивать миссис Хадсон.

– Я могу вам рассказать очень немного, сэр, – отвечала она. – Он расследовал какое-то дело в Ротерхите, в переулках у реки, и, вероятно, там заразился. В среду пополудни он слег и с тех пор не встает. За все эти три дня он ничего не ел и не пил.

– Боже мой! Почему же вы не позвали врача?

– Он не велел, сэр. Вы знаете, какой он властный. Я не осмелилась ослушаться его. Но вы сразу увидите, ему не долго осталось жить.

Действительно, на Холмса было страшно смотреть. В тусклом свете туманного ноябрьского дня его спальня казалась достаточно мрачной, но что пронзило мне сердце, так это его худое, изможденное лицо на фоне подушек. Глаза его лихорадочно блестели, на щеках играл болезненный румянец, губы покрылись темными корками. Тонкие руки судорожно двигались по одеялу, голос был хриплым и ломающимся. Когда я вошел в комнату, он лежал неподвижно, однако что-то мелькнуло в его глазах – он, несомненно, узнал меня.

– Ну, Ватсон, как видно, наступили плохие времена, – сказал он слабым голосом, но все же с оттенком своей прежней шутливой манеры.

– Дорогой друг! – воскликнул я, приближаясь к нему.

– Стойте! Не подходите! – крикнул он тем резким и повелительным тоном, какой появляется у него только в самые напряженные минуты. – Если вы приблизитесь ко мне, я велю вам тотчас уйти отсюда.

– Но почему же?

– Потому что я так хочу. Разве этого недостаточно?

Да, миссис Хадсон была права, властности в нем не убавилось. Но вид у него был поистине жалкий.

– Ведь я хотел только помочь, – сказал я.

– Правильно. Хотите помочь, так делайте, что вам велят.

– Хорошо, Холмс.

Он несколько смягчился.

– Вы не сердитесь? – спросил он, задыхаясь.

Бедняга! Как я мог сердиться на него, когда он был в таком состоянии!

– Это ради вас самих, – сказал он хрипло.

– Ради меня?!

– Я знаю, что со мной. Родина этой болезни – Суматра. Голландцы знают о ней больше нас, но и они пока очень мало изучили ее. Ясно только одно: она, безусловно, смертельна и чрезвычайно заразна.

Он говорил с лихорадочной энергией, его длинные руки беспокойно шевелились, как бы стремясь отстранить меня.

– Заразная при прикосновении, Ватсон, только при прикосновении! Держитесь от меня подальше, и все будет хорошо.

– Боже мой, Холмс! Неужели вы думаете, что это может иметь для меня какое-нибудь значение? Я бы пренебрег этим даже по отношению к постороннему мне человеку. Так неужели это помешает мне выполнить мой долг по отношению к вам, моему старому другу?

Я снова сделал шаг в его сторону. Но он отстранил меня с бешеной яростью.

– Я буду говорить с вами, только если вы останетесь на месте. В противном случае вам придется уйти.

Я так уважаю необычайные таланты моего друга, что всегда подчинялся его указаниям, даже если совершенно их не понимал. Но тут во мне заговорил профессиональный долг. Пусть Холмс руководит мною в любых других случаях, но сейчас я – врач у постели больного.

– Холмс, – сказал я, – вы не отдаете себе отчета в своих поступках. Больной все равно, что ребенок. Хотите вы этого или нет, но я осмотрю вас и примусь за лечение.

Он злобно посмотрел на меня.