Шерлок Холмс и доктор Ватсон

– Тсс! – МакМердо предостерегающе поднял указательный палец.

Руки всех потянулись к невидимому оружию, глаза возбужденно заблестели.

– Ни звука, если дорога жизнь! – прошептал МакМердо и вышел из комнаты, плотно затворив за собой дверь.

Убийцы напрягли слух. Они считали шаги товарища, удалявшиеся по коридору; потом открылась входная дверь. Послышались какие-то слова, скорее всего, приветственные. Снова раздались шаги – на этот раз незнакомые, и чей-то голос что-то тихо сказал. Мгновение спустя входная дверь стукнула, и в замке щелкнул ключ. Жертва попала в западню. Тигр Кормак хрипло захохотал. МакГинти ударил его по губам огромной ручищей.

– Тише ты, идиот! – шепнул он. – Погубишь нас всех!

Из другой комнаты доносился приглушенный разговор, который казался нескончаемым. Но вот дверь отворилась и появился МакМердо, прижав палец к губам.

Он прошел в конец стола и обвел всех сидящих за столом непроницаемым взглядом. В нем произошла какая-то неуловимая перемена. В лице отразилось сознание предстоящей великой работы. Черты лица приобрели гранитную твердость. Глаза под очками взволнованно блестели. Сейчас он был их предводителем. Они не отрывали от него вопрошающих, нетерпеливых глаз – МакМердо молчал. И только переводил с одного на другого загоревшийся каким-то странным огнем взгляд.

– В чем дело? – взорвался наконец МакГинти. – Он пришел? Берди Эдвардс здесь?

– Да, – медленно выговорил МакМердо. – Берди Эдвардс здесь. Я – Берди Эдвардс!

Десять секунд после этих слов в комнате стояла гробовая тишина. Только особенно резко, пронзительно свистел кипевший на плите чайник. Семь белых как полотно лиц смотрели на человека, загипнотизировавшего их своей непреклонной волей; смертельный ужас, казалось, парализовал всех. Тишину прервал звон разбитого стекла, треск срываемых с карнизов штор – и окна ощетинились десятком вороненых стволов.

При виде этого МакГинти взревел, как раненый медведь, и ринулся к полуоткрытой двери. Здесь его встретил взведенный револьвер и пара жестких голубых глаз капитана Марвина из специальной полиции. Хозяин отпрянул назад и грохнулся опять на свой стул.

– Так оно безопасней, Советник, – проговорил МакМердо. – И тебе, Болдвин, не советую хвататься за пистолет, если хочешь спастись от петли. Давай его сюда, не то, клянусь богом... люблю разумные поступки. Дом окружен отрядом полиции в сорок человек. Так что судите сами, какие у вас шансы. Разоружайте их, Марвин!

Сопротивляться под дулами, торчащими из окон, не было смысла. Скоро гости были обезоружены; они все еще сидели вокруг стола – мрачные, поникшие, сбитые с толку.

– Я хотел бы сказать несколько слов на прощание, – обратился к ним человек, устроивший эту западню. – Думаю, что мы теперь встретимся только в зале суда. И я хотел бы дать вам на время разлуки пищу для размышлений. Наконец-то вы знаете, кто я такой. И я могу открыть вам мои карты. Да, я – Берди Эдвардс, человек Пинкертона. Когда было решено покончить с вами, выбор пал на меня. Мне предстояло вести трудную и опасную игру. Ни одна живая душа, никто из родных и близких не знали об этом. В курсе дела были только мои начальники и капитан Марвин. Слава богу, сегодня эта игра окончена, и я ее выиграл.

Семь бледных, окаменевших лиц взирали на него не отрываясь. В их глазах он читал ненависть. И неукротимую угрозу.

– Может быть, вы думаете в эту минуту, что игра не кончена? Но я верю в свою звезду. Жало вырвано у вас из пасти. Сегодня ночью отправятся за решетку еще шестьдесят человек. Я хотел бы прибавить только одно: когда мне дали это задание, я не верил, что на свете подобное возможно. Думал, все выдумали репортеры, и хотел это доказать. Я узнал, что вы как-то связаны с вольными братьями. И поехал в Чикаго и вступил в местную ложу. Тут я и сомневаться перестал, что все это газетные утки; Орден вольных братьев оказался совершенно безвредной организацией. Устав его предусматривал только добрые дела.

Но работа есть работа. Я приехал сюда, в угольный район, и тут скоро убедился, что страшные злодеяния не газетная выдумка. Я здесь остался – надо было разобраться во всем до конца. Конечно, я никого не убивал в Чикаго и никогда в жизни не чеканил ни одного доллара. Те, что я вам давал, были взаправдашние. Но я о них не жалею, в конечном итоге они истрачены на благое дело. Я скоро раскусил вас и притворился, что скрываюсь от закона – лучшей рекомендации для вас нельзя было придумать. Все шло как по писаному.