В двух брайтонских тавернах, «Замке» и «Старом корабле», собирались богатые посетители; еженедельно в каждой из этих рестораций церемониймейстер устраивал ассамблеи, подбирая приглашенных не по критерию нравственности, а по критерию аристократичности. Имелись там и залы для карточной игры. Была в Брайтоне гостиница — большая общая спальня, оборудованная в помещении, первоначально предназначавшемся для турецкой бани; был там театр и некое подобие Воксхолла — так называемая Прогулочная роща, редко обсаженная по краям неказистыми тополями и украшенная цветниками, беседками, извилистыми аллеями, рвом с водой и деревянной эстрадой для певцов. Морской берег был под стать большинству посещающих его — такая же живая, дерзкая, назойливая и опасная стихия. Купальни (кабины на колесах), даже женские, в отличие от купален в Уэймуте, Маргете и Скарборо, не имели верха. Поэтому на них были постоянно наведены телескопы,через которые можно было наблюдать дам, выходящих из моря или плещущихся и барахтающихся в мутной воде у берега подобно стайке обезумевших наяд во фланелевых рубашках. На экспланаде возвышался игорный дом для избранных — Храм фортуны, где отдельные представители благословенной знати имели обыкновение оставлять и свое доброе имя и состояние. Слово habeo было паролем для принятия, debeo[59] — сигналом к исключению. В Брайтоне можно было снять жилье на любой вкус, начиная от апартаментов у моря за двадцать фунтов в неделю и кончая углом а каком-нибудь хлеву, сдаваемом на ночь за полкроны. Содержатели меблированных комнат и ночлежных домов стремились лишь к одному — ободрать постояльцев до нитки. Напрокат сдавались кареты и фургоны любого вида, начиная от коляски и кончая жалкой повозкой, на которой вы могли ехать как король, как преступник или как краб, то есть сидя по движению, задом или боком. На эспланаде имелись две библиотеки, предлагавшие читателям широкий выбор пустых романов. Была в Брайтоне и приходская церковь, куда приходило молиться простонародье. Дело в том, что церковь стояла на холме, и люди знатного происхождения находили воскресный визит в храм божий слишком затруднительным. По счастью, приходский пастор, человек славный и услужливый, препоручил своих незнатных прихожан заботам своего помощника-викария, а сам любезно открыл для благородной паствы Королевскую часовню, где за каждое место уплачивалась определенная мзда. Да и как же мог бы он поступить иначе? Ведь, конечно же, благовоспитанное божество с большим вниманием выслушает герцогиню, которая, откинувшись на спинку кресла и закрывшись веером, «отражает» козни диавола, нежели набожные молитвы грубого плебея, бухнувшегося на колени! В библиотеках лежали раскрытые книги для записи пожертвований, где содержалась просьба к читателям вносить свою скромную лепту на содержание приходского пастора, чей доход составляет менее семисот фунтов стерлингов; кстати сказать, ого предшественник, пользовавшийся бенефицием, оставил после смерти 30 тысяч фунтов.
Утренние прогулки верхом, шампанское, легкомысленные развлечения, шум и гам, нелепый ералаш — такова полная картина жизни в Брайтельмстоне[60].
ГЛАВА 6. ДОРОГОСТОЯЩИЙ КАПРИЗ ФЛОРИЗЕЛЯ: ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ИЗ РИЧМОНД-ХИЛЛА
Принц воспылал пламенной страстью к красавице миссис Фицгерберт. Когда весной 1784 года она, сняв с себя вдовий траур, приехала в Лондон, чтобы провести здесь сезон, на великосветском небосводе взошла новая яркая звезда: золотоволосая фея, не знающая ни пудры, ни румян, с сияющими глазами и лучезарной улыбкой. У нее был тонкий изящный профиль и точеная фигура, плавные линии которой еще не приобрели излишней округлости. Принц не замедлил плениться красотой миссис Фицгерберт.
Познакомившись с ней, принц больше не теряет ее из виду. Он находит, что она не только красива, но к тому же талантлива и умна, и жадно ищет ее общества. Под любым предлогом старается он встретиться с ней, повсюду сопровождает ее, всегда держится рядом, и его ухаживание становится настолько заметным, что в свете только о нем и говорят.