Но тут мы с неприятным удивлением обнаруживаем, что зеленовато-черная типографская краска на нашей программке размазалась, испачкав нам пальцы, а программка соседа вымазала нам одежду. Впрочем, вскоре мы забываем про эти неприятности.
Наши часы показывают половину седьмого. Сейчас начнется спектакль.
Из-за кулис выходит актер и читает пролог, написанный Гарриком:
«Школа злословья»? Полно! НеужелиБез школы мы злословить не умели?Какие тут уроки могут быть?Еще бы нас учили есть и пить!Когда красавиц наших, ту иль эту,Тревожит печень, — дайте им газеты:В ней сильнодействующих — quantum satis;Чего бы вы ни пожелали — нате-с.«О боже!» — леди Уксус (что не прочьЗа картами прощебетать всю ночь),К полудню встав, свой крепкий чай мешаетСо сплетнями: «Как это освежает!Дай мне газету, Лисп, — как хорошо!»(Отхлебывает.)— Вчера лорд Л. (отхлебывает) был пойман с леди О.—Как это помогает от мигрени! (Отхлебывает.)— Хоть миссис Б. и опускает шторы,Сквозь них легко проникнут наши взоры.— Да, это зло; жестокая заметка;Но, между нами (отхлебывает), право, очень метко.Ну, Лисп, читайте вы, отсюда вот!» —«Так-с! — Пусть лорд К., тот самый, что живетНа Гровнор-сквер, себя побережет:Хоть леди У. он и дороже сына,Но уксус горек. — Это я! Скотина!Сейчас сожгите, и чтоб в дом мой этуВпредь не носили подлую газету!»Так мы смеемся, если кто задет;А нас заденут — смеха больше нет.Ужель наш юный бард так юн, что тщитсяОт моря лжи плотиной оградиться?Иль он так мало знает грешный мир?С нечистой силой как вести турнир?Он биться с грозным чудищем идет:Срежь Сплетне голову — язык живет.Горд вашей благосклонностью былой,Наш юный Дон Кихот вновь вышел в бой;В угоду вам он обнажил пероИ жаждет Гидре погрузить в нутро.Дабы снискать ваш плеск, он будет, полон пыла,Разить — то бишь писать, — пока в руке есть сила,И рад пролить для вас всю кровь — то бишь чернила».«Занавес поднимается. Леди Снируэл сидит перед туалетом; Снейк пьет шоколад.
Леди Снируэл. Так вы говорите, мистер Снейк, что все заметки сданы в печать?
Снейк. Сданы, сударыня, и так как я сам переписывал их измененным почерком, то никто не догадается об их источнике.
Леди Снируэл. А распространили вы известие о романе леди Бритл с капитаном Бостолом?
Снейк. Здесь все обстоит как нельзя лучше. Если не случится ничего непредвиденного, то, по-моему, через сутки эта новость достигнет ушей миссис Клэккит, и тогда, как вам известно, можно считать, что дело сделано.
Леди Снируэл. Да, конечно, у миссис Клэккит очень недурные способности и большая опытность.
Снейк. Совершенно верно, сударыня, и в свое время она действовала довольно удачно. По моим сведениям, она была причиной шести расстроенных свадеб и трех отказов сыновьям в наследстве; четырех насильственных похищений и стольких же тюремных заключений; девяти раздельных жительств и двух разводов. Я не раз обнаруживал, что на страницах «Города и провинции» она устраивала tÊte-a-tÊte’ы людям, которые, вероятно, за всю свою жизнь ни разу друг друга в глаза не видели.
Леди Снируэл. Она, несомненно, талантлива, но у нее тяжеловатые приемы.
Снейк. Вы совершенно правы. У нее бывает хорош общий замысел, она обладает даром слова и смелым воображением, но колорит ее слишком темен, а рисунок по большей части экстравагантен. Ей недостает той мягкости оттенков, той приятной улыбки, которые отличают злословие вашей милости»[35].