Мэтьюз первым обнажает шпагу. После трех выпадов с поочередными атаками и ответными нападениями противники сближаются. Шеридан, повторяя тот же прием, который он применил во время прошлой дуэли, бросается на Мэтьюза и пытается завладеть его шпагой. Мэтьюз встречает противника острием шпаги, но в последовавшей рукопашной схватке его шпага с треском ломается. Тогда Мэтьюз хватает Шеридана за правую руку, которая держит шпагу, ставит ему подножку, и оба падают. Поначалу преимущество на стороне Шеридана: он наносит Мэтьюзу удары шпагой, пока она не сгибается. Но, по мере того как противники, переворачиваясь, скатываются по склону холма, преимущество переходит к тому, кто старше и сильней, и Мэтьюз оказывается наверху. Он колотит рукояткой своей сломанной шпаги Шеридана по лицу и наносит ему резаную рану на шее обломком клинка длиною в шесть-семь дюймов, который после одного из ударов вонзается глубоко в землю. Тогда Мэтьюз заносит над Шериданом отломившееся острие шпаги и требует, чтобы тот просил пощады. Юноша возмущенно отвергает это требование. Ему удается вырвать у Мэтьюза свою согнутую шпагу, сделать выпад и легко ранить противника в живот. Но тут наступает критический момент. Шпага Шеридана тоже ломается в каких-нибудь четырех дюймах от рукоятки, наткнувшись на подобие кольчуги под одеждой Мэтьюза. Шеридан поднимает свою правую руку, показывая, в сколь бедственном положении он оказался, и одновременно прикрываясь от ударов. Рука глубоко рассечена. Помьер предлагает остановить поединок, но Барнетт не соглашается. В этот миг Мэтьюз неожиданно выдергивает из земли свое зазубренное оружие и, свирепо набросившись на Шеридана, наносит ему не меньше двадцати-тридцати ударов. (Изрыгая при этом чудовищные проклятия.) Лишь пять ударов достигают цели, нанося Шеридану поверхностные раны, главным образом в шею. Остальные удары Шеридан отражает рукой, так что обломок клинка лишь пробивает его кафтан, не проникая дальше. Один раз клинок Мэтьюза, вонзившись Шеридану в грудь, вдребезги разбивает медальон (портрет мисс Линли находят после в луже крови), в другой раз удар клинка приходится Шеридану в живот. Бой приобретает явно неравный характер, и до секундантов наконец доходит, что они должны что-то предпринять.
Капитан Помьер восклицает: «Шеридан, дорогой, попросите пощады, и я буду ваш слуга по гроб жизни!» Барнетт тоже кричит Шеридану, чтобы он молил о пощаде. «Ну нет, черта с два», — отвечает Шеридан. Тогда Барнетт решает не настаивать на соблюдении всех формальностей дуэльного кодекса и просит Помьера помочь ему разнять сражающихся. Мэтьюз и Шеридан отдают свои шпаги и поднимаются с земли. Мэтьюз поспешно отправляется в Лондон, а оттуда во Францию. «Теперь ему крышка», — говорит он на прощание, подкрепляя свои слова страшными ругательствами. Шеридана в тяжелом состоянии доставляют в гостиницу «Белый олень». Капитан Помьер скрывается. Обоих секундантов сурово осуждают за их странное поведение и прекращают с ними всякое знакомство.
(Суфлерская реплика в сторону. Совсем иную версию этой истории приводит издатель пьес Шеридана Сигмонд. Согласно его рассказу, Шеридан «находился в состоянии крайнего возбуждения по причине перепоя». Вечером накануне дуэли его пригласили отужинать вместе с Мэтьюзом и обоими секундантами. Он всю ночь глушил бордо и встал из-за стола только тогда, когда настало время ехать к месту поединка. Выйдя на улицу, он, пошатываясь, двинулся по Милсом-стрит, забрался спьяну в карету Мэтьюза, заставил секундантов сесть рядом с ним и приказал трогать.
Лорд Джон Тауншенд специально ездил в Бат, чтобы познакомиться с Мэтьюзом и порасспросить его о подробностях его дуэли с Шериданом. Мэтьюз сказал ему, что дуэль эта была «чистейшей мистификацией, да, по сути дела, вовсе и не была дуэлью». По словам Мэтьюза, Шеридан явился на поединок в пьяном виде, и, если бы он, Мэтьюз, захотел убить его, ему бы это не составило никакого труда.
Даже сам Шеридан впоследствии признавался, что его собственное описание этого поединка носило «весьма преувеличенный и недоброжелательный характер». Секундант Мэтьюза Барнетт составил отчет о дуэли и переслал его капитану Помьеру, который признал этот отчет «правдивым, беспристрастным» и расходящимся с его собственным мнением «только в немногих малосущественных частностях». После недолгих препирательств Шеридан подтвердил описание дуэли, сделанное секундантами.)
На Мэтьюза смотрят как на настоящего убийцу. «Появись он на улицах Бата, — писал Шеридан-отец, — его бы насмерть забили камнями. Если когда-нибудь он посмеет снова публично появиться здесь, от него станут шарахаться, как от чумного». Однако время — лучший лекарь, и пятьдесят лет спустя Мэтьюз, пользовавшийся популярностью в обществе и игравший в вист в лучших домах, почил в бозе все в том же Бате. Его жена, эта странная и молчаливая фигура на заднем плане, пережила своего мужа и унаследовала после него «все движимое и недвижимое имущество без малейшего изъятия».