Я снова пытаюсь выпутаться из ремней, но они такие же крепкие, а я даже слабее, чем в самом начале, когда только проснулась. Пугающе слабее. Даже если я смогу каким-то чудом сорвать ремни, все равно не смогу выйти из этой лаборатории без посторонней помощи. Все, что я могу, – это попытаться как-то отвлечь Ваника и потянуть время. Остается надеяться, что Кайл в моем видении говорил правду и помощь действительно уже спешит ко мне.
– Ты прямо оживший случай из учебника по психологии, – говорю я. Мысли у меня слишком вялые, чтобы придумать тактику получше, так что я выступаю напрямую: – Советую тебе записаться к доктору Мэннингу. Вы неплохо сработаетесь.
Лицо Ваника темнеет, но я уже ничего не боюсь. И не дам страху снова завладеть мной.
Я дышу.
Но глаза Ваника тут же меняются, когда дверь, ведущая в лабораторию, отъезжает в сторону. Словно призванный моими словами, в лабораторию возвращается и сам доктор Мэннинг.
– Вот и помяни черта! – радостно восклицает Ваник.
Через несколько секунд Мэннинг уже склоняется надо мной, вглядывается в меня блестящими глазами-бусинками с абсолютно бесстрастным выражением на лице.
– Вы мне лгали, – шепчу я. – «Отщепенцы» не террористы. Настоящие террористы – вы.
Мэннинг лишь пожимает плечами, похоже, мое обвинение ни капельки не задевает его.
– Военные отобрали у нас жизнь. Они бросили нас в этот застенок, пытали нас, превратили в послушных овец. Пусть остальным представителям нашего поколения и наплевать, но я не позволю им снова найти нас и закончить начатое. В этот раз мы нанесем удар первыми.
Я чуть было снова не замотала головой, но вовремя сдержалась – не хочу, чтобы меня опять затошнило, как пару секунд назад.
– Правительство не угрожает нам, как вы говорите. Я встречалась с другими Вещими, которые живут очень далеко от «Ленгарда». И прекрасно себя чувствуют. И мои родители… – Я сглатываю. – Они смогли выжить за стенами «Ленгарда», прожили много лет, и никто их не трогал, пока… пока… – Я снова сглатываю. – И в их гибели не были виновны военные или правительство.
– Нет, конечно, ведь это ты была виновна в их гибели, – бессердечно замечает Ваник.
Эти слова ранят, но мне удается сохранить здравый рассудок. Я слишком далеко зашла, чтобы поддаться панике. На этот раз я посмотрю правде в глаза и пойду дальше.
Главное – продолжать дышать.
– Да. Да, я, – признаю я. Голос у меня слабый, но каждое слово налито силой. – Это я их убила. Но до того как это произошло, мы были счастливы и жили далеко от «Ленгарда». Я никогда не слышала ни о Вещих, ни о военных. Мы жили нормальной жизнью.
– А затем ты их убила, – бессмысленно повторяет Ваник.
– Да, – так же бессмысленно повторяю я. – И я…
Продолжай.
Повисает пауза, как будто время остановилась и Земля замерла на полпути вокруг Солнца. А затем Ваник неожиданно покатывается со смеху.
Его смех – громкий и хриплый, и я невольно вжимаюсь в подстилку, на которой лежу, не обращая внимания на боль в поврежденных участках. Мне просто хочется оказаться как можно дальше от него.
– Потрясающе, что ты и сама веришь в это! – стонет он сквозь смех. – Нет, просто потрясающе!
Я морщу лоб.
– О чем ты?
– Ты – Творец, Шесть-Восемь-Четыре, – говорит Ваник, его смех иссякает, но глаза все еще горят. – Творцы по определению «творят». Ты творишь жизнь, а не смерть. Твои способности ограничены воображением, но в этом случае само твое воображение также ограничено. Ты не способна убить намеренно, ни умственно, ни эмоционально, не говоря уже о том уровне контроля, который для этого нужен!
Я пытаюсь отбросить это воспоминание, но у меня ничего не выходит.
– Ты не могла убить своих родителей при помощи Вещания, – говорит Ваник. – Никак!
– Ошибаешься, – упрямо говорю я, отгоняя голоса у себя в голове. – Это я их убила!
Он снова смеется и трясет головой. Я пытаюсь заглушить его смех и выжать из себя все признание до капли, раз уж зашла так далеко. Мне это нужно.
– Я сказала им, что желаю им смерти, – говорю я, выдавливая из себя слова, на которые была неспособна раньше. – Я сказала им, что для меня они умерли!
Кажется, он ждет продолжения.
– И все?
– А этого недостаточно? Я не контролировала себя, и после этих слов все и произошло! После той истерики я побежала наверх, а когда вернулась, они лежали на полу мертвые!
Я закрываю глаза, и воспоминания разыгрываются у меня в голове. Я вижу маму – на ней ее любимое воскресное платье, желтое с белыми ромашками. Отец в узких брюках и накрахмаленной рубашке без единой складочки. Оба смотрят в потолок, глаза у них стеклянные, пустые.
На этот раз Ваник смеется горько.
– Ты и правда ничего не знаешь, Шесть-Восемь-Четыре!
Я резко открываю глаза и смотрю на него.