Все, чего мне сейчас хочется, – сжаться в комок и закричать, но я не могу рисковать, не могу выдать себя. Даже когда я наблюдаю за тем, как новобранцы «Исхода» добровольно, один за другим, ложатся на экзаменационные столы. Я заставляю себя смотреть столько, сколько могу, но это сложно. Ваник выкачивает кровь. Много крови. А затем берет другие шприцы и высасывает ими другую жидкость – розоватую из тазобедренных суставов, прозрачную, как вода, из ямок между позвонками, из середины спины. До «Ленгарда» я часто смотрела сериалы про медиков и сразу поняла, что это костный мозг и спинномозговая жидкость.
Желчь подступает к горлу, мне приходится ее глотать. То, что я вижу, само по себе пугает, но куда больше меня ужасает то, что ни один из подопытных не произносит ни звука. Ни боли, ни страданий, ни сопротивления. Такие процедуры должны проводиться под сильной анестезией, но новобранцы не спят, они просто смотрят перед собой в пустоту, а Ваник ставит над ними опыты, как над крысами. В отличие от меня, они даже не вздрагивают, когда он вводит в их тела длинные,
Я уверена, это все из-за Мэннинга. Из-за того, что он делает. Я уверена, потому что…
– Давай следующего, Альвин, – говорит Ваник, вставив несколько пробирок в центрифугу и запустив ее.
– Ты. Иди сюда, – говорит Мэннинг.
Мое сердце начинает бешено колотиться, когда его огонек касается Хамелеона. До этого он экспериментировал на незнакомых мне новобранцах. Но когда мальчик делает шаг вперед, мне становится особенно трудно оставаться в тени, не выдавать себя и не бросаться на помощь.
–
Даже из своего укрытия я чувствую силу его Слов. Даже несмотря на то, что направлена она не на меня.
Я не знаю, в чем именно заключаются способности терапевта, но абсолютно уверена, что именно они делают людей похожими на зомби. Поэтому никто из них не пытается освободиться. Поэтому Ваник делает с их телами все, что ему вздумается.
Это просто ужасно.
А еще меня пугает то, насколько, должно быть, силен Мэннинг, раз может делать такое, даже будучи окруженным блокирующими стенами из угля. Это – единственная причина, по которой я не покинула свое укрытие и не попыталась спастись отсюда и вытащить своих друзей. Я никак не смогу противостоять силе Мэннинга, точно не здесь. Да уж, я тот еще Творец.
– Те образцы, которые я взял во время нашей последней встречи, помогли мне выяснить кое-что очень интересное, – говорит Ваник полупрозрачному Хамелеону, натягивая пару резиновых перчаток и подступая к безвольному мальчику. – Думаю, сегодня мы попробуем кое-что… новое. Образец ткани – вот что мне нужно.
Ваник берет в руки поднос, полный иголок и скальпелей. Интересно, упаду ли я в обморок?
– Альвин, передай мне ту дрель.
Все мое тело сжимается, когда я слышу эти слова и провожаю взглядом дрель, которую Мэннинг передает Ванику и которую тот подносит к черепу Хамелеона.
Когда палец Ваника тянется к кнопке на дрели, я все-таки издаю перепуганный писк. Время я выбрала самое неудачное, потому что даже мой вздох в этом месте может повесить на меня мишень. Я сижу, скорчившись, за аппаратом МРТ и от души надеюсь, что они меня не услышали, но, судя по тому, что дрель молчит, а вместе с ней и вся лаборатория, что-то все-таки не так. Я собираю остатки мужества, чтобы выглянуть, но ни Ваника, ни Мэннинга нигде нет.
Теперь я точно знаю, что пора убираться. Я больше ни секунды не выдержу в этой угольной лаборатории, наблюдая за тем, как моих друзей истязает психопат.
Но как только я решаюсь бежать, предпринять хоть какие-то действия, чтобы выбраться из угольного зала и начать Вещать, чтобы спасти нас всех, вспышка света опаляет мою кожу, и я резко оборачиваюсь. Но все равно, слишком медленно, чтобы опередить Ваника. Дрель обрушивается на мою голову.
Моя голова взрывается болью, и я мешком падаю ему под ноги, потеряв сознание еще до того, как соприкасаюсь с полом.
Я сплю. Я уверена в этом, потому что стою на облаке, окруженном струящейся, сверкающей на солнце радугой. Но дело не только в этом. Я знаю, что это сон, потому рядом со мной Кайл.
Какая-то часть меня удивляется – поразительно, что Смит может спроектировать его в мой отключенный разум, но у другой части просто нет сил чему-то удивляться.