Шепот в ночи

С виноватым вздохом Элис вернулась к действительности. Опять она потеряла благоразумие и почти поддалась сладкому греху, к которому склонял ее человек, сейчас смущенный (как ей показалось) более чем когда-либо. Он предупреждал ее, даже отослал ее от себя. Но сейчас…

– Элис! – Это был уже больше не шепот, а отчаянная мольба откликнуться.

– Успокойся, Уолтер! – Элис выскользнула из крепких объятий. – Прошу тебя, не разбуди всех.

Как только она отделилась от ствола дерева, служившего ей укрытием, Уолтер вздохнул с облегчением:

– Слава Богу! Я боялся, что вас утащили волки или какой-нибудь негодяй вовлек вас в беду.

Элис тихонько рассмеялась над этими предположениями, а довольный Уолтер не почувствовал иронии в ее смехе. На самом деле, подобно Еве, соблазненной змеем, она была вовлечена в грех дьяволом, обещавшим запретное удовольствие.

Элис положила маленькие пальчики на руку Уолтера, позволяя ему проводить себя к костру. Дэйр, оставшись в темноте незамеченным, наблюдал за ними. Уголки его губ опустились книзу в горькой усмешке, и чувство вины переполнило его. Вины? Только Элис могла вызвать в нем это чувство. И, тем не менее, оно было заслуженным, так как снова он пытался соблазнить женщину, обесчестить которую ему меньше всего хотелось. Несмотря на слухи о его безнравственности, он ни разу не соблазнил ни порядочную женщину, ни добродетельную девицу, но этой ночью с Элис он готов был совершить этот грех. Он должен укротить свой темперамент и никогда больше не позволять себе оставаться с ней наедине. Только на таких жестких условиях он сможет принять ее в своем доме и просто наслаждаться ее обществом.

Глава седьмая

– Ни ваш дед, ни ваш отец никогда не поступили бы так непорядочно. – Мягкость формы, в которую были облечены эти враждебные слова, ничуть не уменьшила силу их воздействия на предводителя небольшого конного отряда, показавшегося из-под острых зубцов поднятой решетки внешних ворот замка Уайт.

Дэйр остановился внутри двора и, освещенный солнцем редкого осенью ясного дня, кивнул в знак приветствия пожилому человеку, который попросту привык уже упрекать своего господина.

Элис снова сидела верхом на коне позади Арлена, и когда Арлен остановил коня неподалеку от графа, она увидела, как играют желваки на щеках Дэйра. Не понимая причин, Элис молилась, чтобы Дэйр, как и она, услышал обиду в словах старика. Она так часто слышала подобные интонации в бесконечных жалобах других, что в его ворчании не усмотрела серьезного повода для недовольства.

– Суд господина отложен всего лишь на один день, – начал Дэйр мягко, стараясь укрепить тонкую нить, которая связывает его с его подданными, за связь с которыми он боролся долгие месяцы. Подумав немного, он решил, что за словами упрека скрывалась истинная правда. Высказав недовольство по поводу действительно проявленного или кажущегося неуважения, Хауэлл-кожевник – человек, гордый своим независимым положением, – пытался вернуть себе место предводителя крестьян. Похоже, Хауэлл будет теперь искать его вину во всем, что бы он ни делал. Дэйру оставалось только продолжать разговор в том же духе, не позволяя ему сбить себя.

– Я самым серьезным образом исполняю свой долг в этом деле. – Дэйр говорил сущую правду. Каждый дворянин ревностно соблюдал свое право чинить судебное разбирательство в своем поместье. Это в равной мере относилось и к нему. – И завтра я выслушаю жалобы и споры моих подданных.

Под проницательным взглядом голубых глаз Хауэлл неловко заерзал. Но когда он повернулся и направился к дому, находящемуся не в деревне, а стоящему отдельно, он бормотал:

– Все равно вам не следовало ставить интересы чужих выше своего долга.

Дэйр остался недвижим, ни один мускул не дрогнул на его лице. Ему не было нужды объяснять свой поступок, предпринятый в интересах не чужих людей, а семьи его приемного отца. Они больше были его семьей, нежели живущие здесь и отказавшие ему в признании и в праве иметь свой дом.

Хотя граф продолжал сидеть без движения на коне, столь же неподвижном и давно обученном выполнять любую команду своего хозяина, Элис почувствовала волнение Дэйра и, против своей воли, откликнулась на него всем сердцем.

Ощутив на себе ее взгляд, Дэйр медленно повернул голову, чтобы встретить нежное сияние ее глаз. Его люди, даже Томас, обычно остерегались приближаться к нему, когда он бывал в мрачном расположении духа, чтобы не пришлось потом сожалеть, она же открыто и бесстрашно проявляла свое сочувствие. То самое сочувствие, расслабляющего влияния которого он так боялся, что однажды уже отослал ее из замка, в который они теперь вернулись. Он сощурил глаза, чтобы скрыть загоревшийся в них огонь, и медленно улыбнулся.