Шепот питона

Однажды возле преграды возникла Холодная женщина. Существо, нависающее над всеми нами и управляющее миром. Я называл ее Холодной женщиной, потому что она была холоднее всех остальных животных, которых я видел, и потому что она кормила меня холодной пищей. Холодная женщина была жестокой. Это она посадила меня сюда. Это она держала меня в плену и выпускала из этой лишенной запахов тюрьмы, только когда к ней приходили покупатели. Она изматывала меня своим жутким стуком по стеклу. До знакомства с ней я считал, что жизнь хорошая. Я думал, миру есть много что предложить такому охотнику, как я. А теперь мне казалось, будто я сам добыча. Добыча не голодного охотника, а человека с его потребностью держать других существ взаперти и глазеть на них.

Холодная женщина открыла крышку у меня над головой. Я лизнул воздух и почуял, что она принесла пищу. Пахла пища смертью и холодом, как обычно. Я уже давно ничего не ел. Тело умоляло о еде. Однако есть я не мог. Эта холодная пища — издевка. Я жаждал показать, что для таких, как я, это не еда, что я лучше ее в этом разбираюсь, но все тщетно. Ей достаточно было слегка встряхнуть кусок съестного, и это движение провоцировало во мне рефлекс. И это несмотря на отсутствие аппетита, на тоску по добыче, до которой мне никогда не добраться. С рефлексами я не боролся. Бросался и хватал мясо.

Оно утоляло голод, но удовлетворения не приносило. Я ел только потому, что тело требовало еды. С лампой дела обстояли так же. Она горела и давала тепло, от которого зависело мое выживание, однако радости не приносила. Оставалось лишь принимать действительность такой, какой она была. Смирение — вот единственная истина, усвоенная мною от матери, первая добродетель для таких существ, как мы. Ограничения существуют, ничего с ними не поделаешь. Бунтовать против них, сомневаться и размышлять — значит впустую тратить время. А смирение, напротив, ничего не стоит.

Шли дни. За окном всходило и садилось солнце. Я несколько раз заглядывал за окно. Видел сочные растения, видел, что там есть тепло. Все это угнетало меня — ведь свет, согревавший меня, был искусственным. Текли дни, а она все не приносила еду. Прошло еще немного времени, и голод стал причинять мне боль.