Шеллшок

Раненое плечо, о котором я как-то забыл, мотаясь туда-сюда, начало дергать. К физической боли примешивались внутренний дискомфорт и не свойственное мне настроение. Но в моем вынужденном сиденье были свои преимущества. Я мог в спокойной обстановке поразмыслить о неожиданной смерти Токера и подготовиться к тому, как себя вести, если Фостер все же нарисуется.

Я также думал о своем клиенте, утвердившись в мнении о том, что, если в понедельник утром разговаривал с настоящим Клодом Романелем, находившимся в больнице, то во время вчерашнего звонка к нему домой со мной говорил кто-то другой, скорее всего Фред Китс, посеявший во мне первые зерна подозрения во время нашего короткого разговора перед вылетом. Причинами для подобного вывода послужили кое-какие штрихи, незначительные отклонения в голосе и манере обращения. К примеру, такие, как усиленная хрипота, якобы от простуды, а скорее всего это была неумелая попытка замаскировать подделанный голос. Ну и, конечно же, стиль речи. Кроме того факта, что Романель начинал обращаться ко мне строго официально – «мистер Скотт» – только в моменты раздражения, в то время как Лжероманель постоянно упорно называл меня так на протяжении всего разговора, я припомнил и такие нюансы, как использование с явным пережимом таких жаргонных словечек, как «клизмачи» и «клистирные трубки», и это о врачах, спасших ему жизнь. Далее, Уортингтон упоминал о вознаграждении в десять тысяч за розыск и доставку к нему его дочери. Тот факт, что второй «Романель» вдруг урезал мой гонорар вдвое, также не прошел не замеченным мною. Маленькая деталь, незначительные, казалось бы, слова и реплики, но я был уверен, что настоящий Романель никогда бы их не употребил.

Конечно же, я также думал о Кей Денвер-Дарк. О Уистлере, о Чимарроне и о других. Однако больше всего я думал о Спри. Скорее всего потому, что думать о ней было наиболее приятно.

За исключением самого Романеля, по ряду причин сейчас мне больше всего хотелось побеседовать с Эндрю Фостером. Именно поэтому я решил ждать его до победного конца. Если ковбой Гроудер поджидал нас в аэропорту вчера вечером и позже у Уортингтона вместе с Фостером, то на месте гибели Токера Фостер почему-то оказался один. И лишь он один мог рассказать мне подробности об этом трагическом происшествии.

Он являлся единственной зацепкой, которая у меня оставалась. Из Чимаррона ничего не вытянешь, разве что пока не растянешь его на дыбе. Колоритная фигура, затеявшая и организовавшая по не ясным пока причинам все это «дерьмо собачье». Паскудный доктор Блисс «выехал из штата», другими словами лег на дно, из которого его теперь не выманишь никакими коврижками. Имя Сильвана Дерабяна... оставалось только именем.

Поэтому я терпеливо ждал, хотя и не был уверен в том, что мне удастся раскрутить Эндрю Фостера, если только он тоже не нырнул на дно. А раскрутить его крайне необходимо. Это моя последняя надежда.

Фостер был моим человеком, и спустя тридцать пять минут мой человек появился.

Глава 15

Я сидел у окна в гостиной, зорко поглядывая из-за занавески на место парковки машин. Ровно в 11.35 на нее зарулил красный «субару», из которого вышел ничего не подозревающий Фостер и направился к подъезду, беззаботно вертя на пальце брелок с ключами. На нем были слаксы персикового цвета и ярко-оранжевый свитер, надетый поверх белой рубашки.

Я затаился у стены за дверью, вытащил «смит-и-вессон», взвел курок и, затаив дыхание, подождал моего долгожданного визави.

В замке повернулся ключ, дверь отворилась, и Фостер вошел в прихожую. Не оборачиваясь, пнул ногой дверь, которая покорно закрылась на защелку, сделал пару шагов и остановился, не видя и не слыша меня за своей спиной. Если бы он услышал мое затаенное дыхание, то я бы признал, что у него поразительные органы чувств. Но он просто стоял, уставившись в пол перед собой, затем принялся стягивать свитер.

Я сделал пару бесшумных шагов, занес было руку с револьвером над его головой, но передумав, решил еще раз прибегнуть к испытанному приему.

– Замри, сволочь! – гаркнул я ему на ухо.

Та же самая реакция. В четвертый раз за неполные два дня.

Эффект неожиданности был стопроцентный. Именно в такие моменты можно спокойно наложить в штаны, и я бы не очень винил его в этом. Его реакция была поразительной. Он обернулся ко мне с быстротой летящей пули, выпучил глаза, увидев неожиданно выросшего перед ним белобрысого решительного верзилу с пушкой в руке. Брови его черными гусеницами уползли наверх и запутались в курчавых волосах, рот раскрылся настолько широко, что туда, как в туннель, мог заехать локомотив.

– Ты покойник, с-с-сволочь! – прошипел я.

Я действительно прошипел это свирепо и угрожающе. И он мне поверил. Возможно, мои несомненные успехи в гипнотизировании этого парня слегка ударили мне в голову, и я возомнил, что оружие мне больше ни к чему и я справлюсь с этим парнем исключительно магией своего слова.