Шеллшок

– Ладно, взгляни еще разок и покончим с этим, а то я уже замерзла.

– Если ты так настаиваешь.

И я вновь внимательно всмотрелся в самое большое и прекрасное доказательство идентичности Спри Романель, которое мне пока что удалось обнаружить в этом деле. Родимое пятно могло сойти за бабочку, с которой до этого поиграла кошка, или которую обработали сильным пестицидом.

– Н... да, – многозначительно заметил я. – Она проделала большой путь от кокона-бутончика до такой... красавицы. Теперь сравним ее конфигурацию с той, что видна на фотографии. Только... куда я ее задевал?

– Да уж сравни, чтобы раз и навсегда поставить точки над "i". He могу же я сидеть так вечно?

– О'кей! Сейчас гляну в спальне.

В спальне ничего не оказалось. Тут я вспомнил, что в моей отделанной кафелем ванной есть одно потайное место за одной из плиток, где я иногда прячу всякие разности. Ну там, документы, фотографии, тысячедолларовые банкноты, если они у меня заводятся. Кажется, именно в моем «сейфе» я видел фото маленькой Спри, когда клал туда фотографии голой Кей Денвер, чтобы не таскать их повсюду с собой.

Еще и Кей. Вот уж правильно говорят: не было ни цента – и вдруг миллион. Я опять потряс головой как шелудивый пес, которого укусила за ухо блоха. Моя жизнь либо пошла наперекосяк, либо наоборот я попал в очень интересную, но пока что непонятную мне струю. Как бы меня ею не смыло.

И еще одно беспокоило меня: я ни разу не взглянул на фотографию шестилетней Спри через увеличительное стекло. Все, что я заметил на ее тщедушной груди – это какое-то бесформенное, похожее на грязь, пятно. Ничего даже отдаленно напоминающего уставшую бабочку, только что перелетевшую Анды. При более профессиональном подходе мне следовало серьезно изучить это пятно и поглядеть, экстраполируется ли оно в то, что только что увидел на прекрасной груди взрослой женщины, от которой я окосел, если не физически, то умственно уж точно.

Наконец я начал соображать рационально. Мне и в самом деле нужно убедиться до конца, чтобы затем убедить других. Естественно, мне очень хотелось, чтобы эта чудесная девушка, сидевшая сейчас в моей гостиной, оказалась настоящей Спри – той самой девчушкой у бассейна, только 20 лет спустя. Но тут мерзкой змеей в душу заползло сомнение. А вдруг эти чертовы пятна, куколки, бабочки не совпадут? Тогда это чудо в соседней комнате окажется самой умелой фальсификацией в мире? И я буду вынужден вместо адвоката и отца препроводить ее в тюрьму? Но я же не смогу заставить себя сделать это!

– В тюрьму? – эхом отозвалась Спри. – Ты, кажется, произнес слово «тюрьма»?

Я и сам не заметил, как достал фотографии и вернулся в гостиную.

– Откуда ты это взяла? – ошарашенно спросил я. – Ты что, умеешь читать чужие мысли? Надеюсь, ты не прочитала их все?

– Да нет... Просто ты что-то бормотал, и я уловила только слово «тюрьма». Я думала, ты разговаривал со мной.

– Нет, не с тобой. А что, я действительно бормотал вслух?

– А как еще можно бормотать?

– Спри, я серьезно.

– Да, очень тихо. Может быть, ты просто думал... вслух. Что-то насчет «тюрьмы» и того, что «не сможешь это сделать».

– Ах, только это. Как говорится, достукался. Вот что бывает, когда берешься за несколько дел сразу. Во всяком случае, я рад, что ты не читаешь чужие мысли. А то мне бы пришел полный конец. Да и любому на моем месте.

– Так об этой фотографии ты говорил? Дай-ка взглянуть.

– Сейчас! Одну минуточку!

Я опрометью кинулся в спальню, открыл ящик прикроватной тумбочки, схватил мощную лупу и уставился через нее на цыплячью грудь маленькой Спри. И что же вы думаете?

Глава 7

Эврика! Ни малейшего сомнения! Это та же самая бабочка! Ну, может быть, почти та же самая. Верхнее крыло сейчас, конечно, стало гораздо больше по вполне понятной причине – за прошедшие 20 лет и сама Спри стала больше, особенно та ее часть, на которую села отдохнуть перелетевшая через Анды капустница, махаон или как там их еще называют. В остальном же оба родимых пятна имели одинаковую конфигурацию. Я возрадовался, как будто выиграл миллион или два. Мне, признаюсь, стало так хорошо, что я пару раз вмазал кулаком по стене и поспешил обратно в гостиную.

– Эврика! – вновь воскликнул я, возбужденно расхаживая по золотистому ковру перед симпатичной, красивой, восхитительной, роскошно-умопомрачительной Мишелью Эспри Романель, потрясая фотографией в одной руке и лупой, которую держал в другой.

– Эврика? – эхом отозвалась она. – Это еще кто такая?

– Не «такая», глупышка. Это просто означает «открыл!». Я нашел твою фотографию.

– Это не значит, что ты должен был биться об стену головой.

– А что, разве было слышно? Вот такая у меня лобная кость, как у слона.

Она осветила меня белозубой улыбкой и с усмешкой проговорила:

– Я уж было подумала, что в это дело замешана еще и третья женщина Эвридика. Оказывается, ты кричал, как Архимед, только что вылезший из бочки.

– В бочке сидел Диоген...

– Так ты нашел снимок? Ну и что же?

– Нет. Эврика.

– Ничего не понимаю...