Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

Сталин лично пересматривал сделки, решая, когда германцы должны получить требуемые 800 000 тонн нефти, а когда гораздо меньше и на каких условиях. Обсуждение отдельных поставок было чревато потерей времени и постоянным беспокойством для германских стратегов[1534].

Неудивительно, что в германском Министерстве иностранных дел понимали хрупкость сложившегося положения и непрерывно подчеркивали в докладах опасность чрезмерной зависимости от Москвы. Случись что не так – смена руководства, упрямство или просто конфликт из-за условий сделки, – Германия оказывалась под ударом. Это было основной угрозой великолепной череде военных успехов Гитлера в Европе[1535].

Тяжелое чувство неопределенности привело к решению, стоившему жизни миллионам германских солдат, миллионам русских и миллионам евреев, – вторгнуться в Советский Союз. Как всегда, когда Гитлер готовил очередную авантюру, в конце июля 1940 года он облек ее в одежды идеологической борьбы. Настало время использовать возможность, сказал он генералу Йодлю, уничтожить большевизм[1536]. На самом деле на кону стояло сырье и прежде всего продовольствие.

На протяжении второй половины 1940 – начала 1941 года над логистикой вторжения работали не только военные, но и экономические стратеги. Их возглавлял Герберт Бакке, сельскохозяйственный специалист, вступивший в НСДАП в начале 1920-х годов и постоянно росший в чинах, будучи протеже Рихарда Дарре, рейхсминистра продовольствия и сельского хозяйства. Рабская преданность Бакке нацистской идее вместе с его искушенностью в интригах обусловили возрастание его влияния на реформы 1930-х годов, в ходе которых регулировались цены и устанавливались объемы импорта и экспорта[1537].

Бакке был поглощен мыслью о России как решении проблем Германии. Со времен падения Российской империи степи медленно превращались из обиталища полудиких кочевников в превосходную житницу, колосящиеся поля тянулись насколько хватало взгляда, почвы были необычайно плодородны, особенно черноземные.

Экспедиции РАН, исследовавшие регион, источали мед в описаниях пояса, тянущегося от Черного моря глубоко в Среднюю Азию, возбужденно докладывая об идеальных условиях для пахотного земледелия[1538].

Сельскохозяйственное производство в Южной России и Украине росло с пугающей скоростью еще до революции 1917 года, подстегиваемое растущим внутренним спросом, увеличением экспорта и результатами исследований повышения качества пшеницы, а также высокой урожайностью земель, на которых тысячелетиями выпасали скот кочевники[1539]. Никто не знал потенциала степей, производительность которых так стремительно выросла в конце XIX – начале XX века, лучше Герберта Бакке: его специальностью, как и темой докторской диссертации, были русские зерновые[1540]. Маленький, тощий человечек, аккуратно одетый, в очках, Бакке возглавлял коллективы по созданию перспективных проектов, являвшихся подлинными целями вторжения. Как он подчеркивал Гитлеру, ключом ко всему была Украина: контроль над плодородными сельскохозяйственными землями, простиравшимися от Черного моря и далее за Каспийское, «освободил бы нас от любого экономического давления»[1541].

Германия должна была «стать непобедимой», если бы забрала территории СССР, хранящие «неизмеримые богатства»[1542]. Исчезла бы зависимость от доброй воли СССР и его причудливого руководства, результаты британской блокады Средиземного и Северного морей в основном сошли бы на нет. Это был шанс обеспечить Германию всем необходимым.

Именно с этими речами выступал Гитлер, когда летом 1941 года началась атака. Пока германские солдаты с впечатляющей скоростью продвигались на восток, фюрер с трудом сдерживал волнение. Германия никогда не оставит эти вновь завоеванные земли, ликовал он, они станут «нашей Индией», «нашим новым райским садом»[1543].

Йозеф Геббельс, рейхсминистр пропаганды, тоже не сомневался в том, что война ведется в основном за ресурсы, особенно пшеницу и зерновые. В статье 1942 года он по обыкновению невозмутимо и безжалостно заявлял, что «война ведется за зерно и хлеб, за обильный завтрак, обед и ужин». «Это, и ничто другое, – цель Германии в войне, – продолжал он, – захватить на востоке широкие колосящиеся поля золотой пшеницы, более чем достаточные для пропитания нашего народа и всей Европы»[1544].