Раздел добычи на данном этапе был опасен, и не в последнюю очередь потому, что поступали сообщения о том, что судьба региона также решалась в совершенно другом месте. Был Хусейн, которому была обещана независимость арабов и восстановление халифата с ним во главе. Были народы Аравии, Армении, Месопотамии, Сирии и Палестины, вопросом которых был занят лично премьер-министр, публично заявивший, что «должны быть признаны специальные национальные условия», что, видимо, означало суверенитет и независимость[1408]. Также были Соединенные Штаты, которым британцы и французы неоднократно давали гарантии, что они сражаются не «из эгоистических соображений, но во имя прав народов и гуманности». Британия и Франция со всей страстью заявляли о своих благородных устремлениях и желании «освободить людей от кровавой тирании турков», как говорилось в лондонском The Times[1409]. «Это очень плохо, – писал Эдвард Хаус, министр иностранных дел президента Уилсона, когда узнал о секретном соглашении министров Британии и Франции. – Французы и британцы превращают Средний Восток в место для будущей войны»[1410]. И он был прав. Корень проблемы скрывался в том, что Британия знала, что именно стояло на кону, благодаря природным ресурсам, которые были обнаружены в Персии и, вероятно, могли быть найдены в Месопотамии. Нефтяные концессии были одобрены (но не ратифицированы официально) в день убийства Франца Фердинанда в 1914 году. Концессия была дана консорциуму под управлением Турецкой нефтяной компании, в которой Англо-Персидская компания владела большей долей акций, а компания Royal Dutch Shell, Deutsche Bank и дочерняя компания Галуста Гюльбенкяна, экстраординарного финансиста, который подготовил соглашение, – меньшей[1411].
Что бы ни было обещано народам Среднего Востока, правда состояла в том, что за кулисами чиновники, политики и бизнесмены уже продумали будущее региона. У них была лишь одна идея: обеспечить контроль над нефтью и трубопроводами, которые перекачивали ее в порты для погрузки в танкеры.
Немцы поняли происходящее. В меморандуме, который оказался в руках у англичан, утверждалось, что у Британии было две стратегические цели. Во-первых, обретение контроля над Суэцким каналом из-за его уникальной стратегической и коммерческой ценности; во-вторых, удержание контроля над месторождениями нефти в Персии и на Среднем Востоке[1412]. Это была проницательная оценка происходящего. Трансконтинентальная Британская империя охватывала около четверти всего земного шара. Несмотря на то что в ней существовали различные климатические зоны, экосистемы и ресурсы, был один очевидный недостаток – нехватка нефти.
Принимая во внимание отсутствие значительных запасов нефти на всей территории империи, Британия решила воспользоваться шансом получить их. «Единственный значительный запас ресурсов, – писал сэр Морис Хэнки, секретарь Кабинета министров, – это Персия и Месопотамия». В результате установление контроля над этими нефтяными запасами стало первостепенной целью войны[1413]. С военной точки зрения, в этом регионе не было ничего, за что нужно было бороться, как писал премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж, но для того чтобы защитить ценные нефтяные запасы в Месопотамии, Британия должна действовать решительно[1414].
В этом были убеждены практически все. До окончания войны Министерство иностранных дел Британии бескомпромиссно заявляло о будущих возможностях. Несомненно, были вопросы, касающиеся развала империй соперников. «Мне неважно, – заявлял министр ведущим лицам империи, – каким именно образом мы получим эту нефть, путем долгосрочной аренды или каким-то другим, совершенно ясно, что получить эту нефть для нас чрезвычайно важно»[1415].
Для такой решимости были свои причины. В начале 1915 года Адмиралтейство потребляло 80 000 тонн нефти в год. Два года спустя в результате того, что количество кораблей, которые работали на нефтяном топливе, увеличилось, потребление нефти удвоилось и достигло 190 000 тонн. Увеличение потребности в армии имело драматические последствия. Количество кораблей выросло со 100 в 1914 году до десятков тысяч, и к 1916 году запасы нефти в Британии были практически исчерпаны. Запасы нефти, которые на 1 января составляли 36 миллионов галлонов, снизились до 19 миллионов галлонов шесть месяцев спустя и до 12,5 миллиона спустя всего четыре недели[1416].
Когда правительственный комитет оценил возможные потребности на ближайшие 12 месяцев, расчеты показали, что для удовлетворения нужд не хватало около половины объема[1417].
Хотя введение бензина помогло нормировать и стабилизировать запасы, проблема поставок все еще сохранялась. Это привело к тому, что глава королевского военно-морского флота весной 1917 года приказал судам оставаться в порту как можно дольше, а скорость была снижена до 20 узлов. Такие предосторожности были обусловлены прогнозами, подготовленными в июне 1917 года, что к концу года у Адмиралтейства останется всего шесть недель на «пополнение запасов»[1418].