Читаем Шекспир. Жизнь и произведения полностью

Жак представляет как бы первый гениальный и легкий карандашный эскиз Гамлета. Тэн и другие после него хотели провести параллель между Жаком и Альцестом Мольера, без всякого сомнения, тем из его персонажей, в которого Мольер вложил наибольшую долю своей души. Но здесь нет никакой действительной параллели. У Жака все переливается в красках фантазии и остроумия, у Альцеста все — горькая серьезность. Альцест нелюдим от негодования. Ему противна окружающая его фальшь, он возмущается тем, что плут, с которым он ведет процесс, везде хорошо принят и всюду легко находит себе доступ, хотя и всеми презираем. Он не хочет быть в дурном обществе, не хочет даже оставаться в сердце своих друзей; поэтому он и расстается с ними. Он питает отвращение к двум классам людей:

К злым и негодным людям,И к тем, которые с ними любезны.

Это старое изречение Тимона Афинского: «Я ненавижу злых и ненавижу прочих за то, что они не чувствуют отвращения к злым». А потому только с написанным много лет позднее «Тимоном» Шекспира и можно сопоставлять Альцеста, в виде пояснительного контраста.

Преобладающая черта в характере Альцеста — резкая рассудочная логика, его характер — классически французский, чистая гордость без всяких прикрас, любовь к правде без сентиментальности и без грусти. Меланхолия Жака поэтическая мечтательность. Еще не видав его, мы слышим, как о нем говорят в пьесе (II, 1). Добрый герцог только что благословлял превратность судьбы, выгнавшую его в зеленый лес, где ему не грозят никакие опасности завистливого двора, и собирается как раз отправиться на охоту, как вдруг мы узнаем, что меланхолический Жак сокрушается об этом и по этому поводу называет герцога таким же тираном, как и те, которые изгнали его из его владений. Придворные нашли его сидящим у подножия дуба и чуть не плачущим от жалости к бедному раненому оленю, стоящему поблизости у ручья и стонущему так, «что кожаный покров его костей растягивался страшно, точно лопнуть сбирался он», между тем как крупные, круглые слезы печально текли по его бедной мордочке. Жак придумал целый ряд различных уподоблений его участи, и между прочим следующее:

…При мысли, что оленяОставили лохматые друзья,Что он один, беспомощный, скиталсяЖак говорил: «Да, это как всегда:Товарищей несчастье прогоняет».Вдруг несколько оленей перед нимПромчалися — и веселы, и сытыИ ни один привета не послалНесчастному. — «Ну, да, бегите мимо,Воскликнул Жак, — бегите поскорей!Вы, сытые, зажиточные люди!Таков уж свет! Ну, стоит ли смотретьНа жалкого, несчастного банкрота!»

Его горечь имеет своим источником слишком нежную чувствительность, чувствительность, которую до него выказал Будда, включивший в свою религию гуманное отношение к животным, и после него Шелли, ощущавший в своем пантеизме родство между душой животного и своей.

Таким образом, мы уже подготовлены к появлению Жака. Он выступает в герцогском кружке и начинает с прославления шутовской профессии. Он встретил в лесу придворного шута Оселка и в экстазе от этой встречи. Пестрый шут лежал и грелся на солнце, и когда Жак приветствовал его словами: «Здорово, шут!», тот отвечал: «Нет уж, сударь! Не называйте вы меня шутом, пока небо не послало мне счастья». Потом этот умный шут вытащил часы из кармана, изрек мудрые слова: «Десятый час!» и вслед затем прибавил:

Здесь видим мы, как двигается мир:Всего лишь час назад был час девятый,А час пройдет — одиннадцать пробьет.И так-то вот мы с каждым часом зреемИ так-то вот гнием мы каждый часИ тут конец всей сказочке.

С энтузиазмом восклицает Жак:

О славный шут! О превосходный шут!Нет ничего прекрасней пестрой куртки!

В минуты грустно-юмористические Шекспиру, вероятно, приходило в голову, что он сам как будто один из тех шутов, которым перед великими и сильными мира сего на сцене разрешалось говорить правду, лишь бы только они высказывали ее не прямо, а под маской фиглярства. В подобном же настроении несколькими веками позже обратился Генрих Гейне к немецкому народу с этими словами: «Я твой Кунц фон-дер-Розен, твой шут».

Поэтому Шекспир и заставляет своего Жака воскликнуть;

О, когда быМне стать шутом! В ливрее пестрой яСвое все честолюбье заключаю.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии