Они не встречаются в исторических пьесах, не встречаются даже в комедиях, вмещающих в себе столько серьезного содержания, как комедия о Шейлоке. Достигши 35-летнего возраста, осыпанный милостями судьбы, Шекспир счастлив теперь, несмотря на свою затаенную грусть; солнце его жизни стоит в знаке Льва; он чувствует себя достаточно могучим, чтобы играть с силами жизни, и он пишет теперь одни только комедии. Он их не придумывает, не заботится об этом; он употребляет свой старый метод, выкраивает пьесу из какой-нибудь посредственной, причудливой новеллы; он переделывает старые плохие театральные пьесы и обыкновенно поступает при этом так: он сохраняет без дальних рассуждений фантастические, невероятные, мало того, даже отталкивающие более тонко образованных людей черты фабулы; этому он всегда придает изумительно мало значения; порой он заимствует слишком много из данного материала, не сообразуясь с психологической вероятностью; но он намечает какой-либо один из главных пунктов в новелле или какой-либо один характер в первоначальной пьесе, и этот пункт, этот характер или такие характеры, которые данная ситуация дает ему повод прибавить из собственной фантазии, он зажигает всем огнем своей души, так что реплики пламенеют как бы огненными письменами и мечут искры остроумия или страсти.
Таким образом в комедии «Много шума из ничего» он сохраняет фабулу, представляющую почти непреодолимые трудности для удовлетворительной поэтической обработки и, тем не менее, отчасти независимо от нее, создает перворазрядное поэтическое произведение.
Эта пьеса была занесена в книгопродавческие каталоги 4 августа 1600 г. и вышла в том же году под заглавием «Пьеса „Много шума из ничего“ в том виде, в каком она была много раз публично играна слугами лорда-камергера. Сочинена В. Шекспиром». Следовательно, она должна была быть написана в 1599–1600 гг. Кроме того, в начале ее есть намеки, подходящие к этим годам. Так, надо думать, что и реплика Леонато в первой сцене: «Победа — двойная победа, когда все возвращаются домой» и в том же месте реплика Беатриче: «Вероятно, у вас были залежные припасы» — обе относятся к походу Эссекса в Ирландию.
Шекспир взял частности фабулы из различных итальянских источников. По пятой книге «Неистового Роланда» Ариосто (история о Ариоданте и Дженевре), переведенной в 1591 г. и помимо этого уже прежде послужившей для одной пьесы, поставленной в 1582 г. для королевы, он взял тот мотив, что злонамеренный дворянин предупреждает одного знатного юношу о том, что дама его сердца изменила ему, заставляет ее служанку переодеться в ее платье и принять ночного посетителя, поднимающегося по лестнице, приставленной к окну ее госпожи, для того чтобы жених, присутствующий в некотором отдалении при этой сцене, мог получить мнимое доказательство справедливости клеветы, благодаря которой свадьба расстраивается. Из новеллы Банделло «История Тимбрео из Кардоны» он взял все другие подробности. Тимбрео — это Клавдио; через своего уполномоченного он сватается за дочь мессинского дворянина Леонато. Интрига, разлучающая молодую парочку, пускается здесь в ход неким Джировдо (у Шекспира доном Хуаном) точь-в-точь, как и в пьесе, но имеет более веский мотив, а именно, что Джировдо сам влюблен в молодую девушку. Когда ее обвиняют, она падает в обморок, ее объявляют умершей и, как и в пьесе, устраивают фиктивные похороны. Только здесь встречается обстоятельство, не понадобившееся Шекспиру: все общество в Мессине заступается за невинность невесты, тогда как в пьесе лишь одна Беатриче остается верна своей молодой родственнице. Истина, наконец, открывается, и брак заключается вновь, совершенно так же, как в пьесе.
Это действие может дать мотив для комедии лишь при господстве гораздо более грубых взглядов, сравнительно со взглядами лучших и более тонко организованных людей нашей эпохи. Само заглавие указывает точку зрения, совершенно чуждую нам по своей грубой наивности. Оно говорит, что, так как Геро была невинна и, следовательно, взведенное на нее обвинение было вздорной болтовней, так как она и не думала умирать, и скорбь о ее кончине была, следовательно, неуместна, так как, наконец, она и Клавдио напоследок соединяются, — что они могли бы сделать сразу, — то все происшедшее было не более как большой тревогой из ничего и должно окончиться полной гармонией, не оставляющей за собой диссонанса.