Шейх и звездочет

— Да вот же он, — указал на Шаиха Гайнан, поскрипывая с носка на пятку хромовым сапогом. Он стоял с двумя милиционерами, без пальто, в одном пиджаке. Гости тоже были без верхней одежды.

— Шакиров, Шаих? — уточнил у Шаиха коренастый, плотный, точно влитый в мундир, капитан. — Проследуем.

Шаих посмотрел на Гайнана, затем на представителей охраны общественного порядка и безопасности социалистической и личной собственности граждан с грузными кобурами на боках, в таких же, как у Гайнана сапогах, но у капитана сапоги были непомерной, удивительной величины и поношенности. Посеревшие, задубевшие, они говорили о больших, неуезженных дорогах, по которым довелось им пройти. У Гайнана хромачи блестели.

Шаих равнодушно пожал плечами и пошел впереди конвоя к машине. Я знал его неизменную категоричность, он не любил гадать о степени риска или выгодности, — ли в большом, ни в малом, но я не знал его безразличным, а тут какая-то безучастность, ни жарко ему ни холодно, будто в общественный транспорт в сопровождении лучших друзей садится.

— Товарищи, произошло какое-то недоразумение! — вырвался из толпы к «бобику» Николай Сергеевич. — Я не звонил, не сообщал в милицию и никого не подозреваю. Почему мнение потерпевшего игнорируется? Что за произвол?! В какое время мы живем?

— Не беспокойтесь, Николай Сергеевич! — оглянулся, залезая в машину, Шаих. — Все встанет на свои места. — И найдя глазами блестящие хромовые сапоги с бьющими вразлет изумрудными галифе: — До встречи, папаша!

— Оревуар, сынок, — ласково вскинул руку Гайнан Фазлыгалямович. Со стороны могло показаться, что заботливый отец провожает любимого сына в пионерский лагерь. Нет, по возрасту, скорее, — в какой-нибудь спортивный. Если б не опер-«бобик», конечно.

Только машина отъехала, прибежала Юлька.

Стоял удушливый запах выхлопных газов. Мы — Николай Сергеевич, Юлька, я — прошли к дворовому столику с лавочкой у оттаявшего из сугроба куста сирени. Люди расходились, да мы их никого в упор не видели, не до зевак было. Гайнан повертелся, покрутился по двору, подымил-покурил, примеривался к нам подойти, но не подошел, тихонько испарился.

Это была самая наша короткая встреча, самый молниеносный разговор. Когда бы еще, собравшись вокруг Николая Сергеевича, наш круг разлетелся бы так быстро. Хотя круга-то не было. Не было Шаиха. И чтобы он был, надо было действовать стремительно. Мы с Юлькой прямиком через дорогу пошагали к Ханифу, Николай Сергеевич — к Семену Васильевичу выяснять отношения, понять, нанизать на сколь-нибудь логическую нить весь этот немыслимый хаос последних дней. Семена Васильевича, однако, дома не оказалось. Киям Ахметович предлагал посидеть, подождать, но времени не было, Николай Сергеевич поехал к профессору на работу, но и там его не нашел. Телефоном в своей жизни Николай Сергеевич не пользовался.

* * *

По приезде в милицию капитана куда-то срочно вызвали, и он, не заходя в отделение и не одеваясь, умчался в той же машине. Шаиха препроводили за обитую железом дверь в комнату без окон с маленькой банной лампочкой под потолком. Как выяснилось позже, не за ту дверь, потому что за той дверью находился «сообщник» Анатолий Жбанов. Нигде не застрахованы от ошибок, везде-то люди работают.

Жбан сидел, подперев кулаками голову, и на открывшуюся дверь не среагировал. Кроме него, на двухъярусных нарах расположились еще двое. Один смачно храпел на втором «этаже», другой внизу, напротив Жбана, усердно грыз ногти.

— А-а, ты... — безразлично ответил Жбан на тычок Шаиха. — Какими ветрами?

— Какими ветрами тебя вот занесло в чужой дровяник? Хотя чего уж... Все в твоем стиле. Замочек поленом сшиб — видел, как ты это делаешь, — иконы под мышку и на Сорочку. Да-а... Старинные иконы и прямиком на толкучку — это только ты, наверно, мог догадаться. А где саквояж с открытками? Монеты серебряные?

— Брось, — распрямился Жбан, — ты мне чужое дело не шей.

Шаих и сам понимал, что саквояж и монеты не жбановских рук дело. Но после разговора с Килялей, когда, по первоначальному мнению, единственный грабитель Гайнан оказался не единственным, в душе Шаиха поселилось сомнение не сомнение, а потребность в точных данных, без которых милого отчима к стенке не припрешь. Жбан должен был многое знать, если не все, он был одним из стаи, что закружила вокруг запримеченных «несметных богатств» звездочета, а в прошлом «купца», из той своры, что лишь выделением слюны на лакомый кусок; и облизыванием не ограничивается.