Шейх и звездочет

Незнакомец, довольный, что можно говорить на родном языке, стал неторопливо объяснять:

— Я рисую. Для себя рисую, у себя дома. Недавно задумал одну картину. Называется… Хотя какая разница, как называется. И сам еще не знаю — как. Главное, там голуби должны быть. Белые. Да, красивые белые голуби. А где их взять? Не срисовывать же с обычных. Понимаешь? А у тебя… Кстати, как тебя звать? Шаих? Видное имя. Так вот, а у тебя, Шаих, эти голуби, пожалуйста, летают! Загляденье. Из моего окна хорошо видать. Мы на четвертом этаже живем. Знаешь, желтый кирпичный дом?

— Бригантина?

— Вот, вот, Бригантиной почему-то называют. Булочная с одного конца, с другого — гастроном. А какие у тебя породы? — кивнул незнакомец на голубятню.

— Разные.

— А есть такие… с перышками на ножках?

— Космачи, что ли?

— Может, и ка-сма-чи, — повторил мужчина незнакомое слово. — Кто их знает. — Он поправил под шляпой волосы. Они у него были темно-каштановые, густые, вьющиеся.

— Сейчас выгоню, поглядите, — сказал Шаих и шагнул к приставленной к сараю лестнице.

Когда птицы, воркуя и хлопая крыльями, заполнили лаву, незнакомец, оставшийся внизу, достал из планшетки альбом-блокнот и стремительно повел по нему карандашом.

— Как ты различаешь: который он, а который она?

— Беру и тяну за клюв. Если вырвется — самец, если нет — самка. Вот посмотрите. — Шаих взял крупного пятнистого турмана, потянул за клюв. Тот отдернул голову. Шаих погладил его, подкинул, но турман выше лавы не полетел.

— Лентяй! — сказал художник.

Шаих возразил:

— Старый просто.

— Вроде, не похоже.

— Вроде-то — вроде, а уж разум теряет. Жить ему теперь все равно где, лишь бы кормили, и летает лишь по своему желанию, с лавы просто не согнать. Да и видно: на носу грибы, на глазах коросты.

— И-е, — вздохнул художник, — в старости и голуби становятся страшными.

— И дышат тяжело, сопят…

Гость снова вздохнул и, немного помолчав, сказал:

— Меня Киямом Ахметовичем зовут, Мухаметшиным. Слыхал?

— Нет, — смущенно ответил Шаих.

— Тогда просто — Киям-абы.

Проследили, как спланировала и шумно села на лаву последняя загулявшаяся пара почтарей.

Шаих кивнул на них:

— Что с краю — совсем молодой. Недавно на птичьем рынке махнул его на катуна с одним голубятником из Бугульмы. Ну, думаю, все, не вернется. А сам все-таки надеюсь, верю. Неделя после этого прошла, вторая… Однажды выгоняю гвардию, сам во дворе чем-то занялся, глянул на лаву, ба-а! — будто и не улетал! Жмется к своей подруге, — да, да, вон к той, — зоб от счастья раздувает, хвост по полу, чистый павлин. А она тоже рада — крылья распустила, шею лебедем выгнула, воркует, ласкается — верен кавалер ей оказался. Теперь так и зову его — Верный.

— Любовь, молодость… Что им расстояния!

Киям-абы перевернул страницу альбома, вдохновенно черкнул карандашом и сломал остро отточенный грифель.

— И-и, шайтан!

— Что случилось? — спросил Шаих сверху. — A-а, карандаш… Сейчас спущусь, починим.

Зашли в сарай. Шаих искал лезвие или нож, а Киям-абы озирался, присматривался, ему все было интересно.

— Настоящая радиорубка! А это что? Сарай телефонизирован? Дореволюционный аппарат где-то раздобыл…

— Так, игрушка… Протянул к дружку в дом, разговариваем.

— Вход в голубятню — это?

— Это.

— И спишь здесь?

— Да…

— У меня приемник «Балтика». Старенький. А выбрасывать жалко. Не посмотришь?

— Отчего же не посмотреть.

Наконец, инструмент для починки карандаша отыскался — небольшая финка с самодельной рукоятью, а гость уж и позабыл, зачем это оружие ему. Он обследовал сарайчик, все его закоулки. И за поленницей проверил, и в лаз на голубятню голову сунул. Сколько бы еще кружил по сараю, если б не попался на глаза красноватого отлива метр на полтора лист металла, который Шаих прошлым летом притащил со свалки на Ямках.

— Зачем тебе это? — застыл Киям-абы. — Продай.

— Так отдам, раз надо. А зачем он вам?

— Много будешь знать — скоро состаришься. Эк, тяжелая! Помоги донести, а?

7. Они же брат с сестрой!

Когда Шаих на шестьдесят девятой ступени подъезда опустил ношу, Киям-абы посочувствовал:

— Запыхался? Говорил, помогу.

Дверь открыла миловидная женщина, поразительно похожая на Кияма-абы. Она всплеснула руками:

— Опять тащит!

— Ну-ну, — шикнул Киям-абы, — познакомься лучше. Это Шаих. Хозяин тех самых голубей.

— Проходите, — она хотела взять железяку, но Шаих поднял ее сам и последовал за хозяином, который затрусил впереди, показывая, куда нести.