Шейх и звездочет

— А когда пью, — продолжил свою мысль Пичугин, — то не более двух рюмок...

— Эх-эх!

— Но с вами... — Пичугин поднял и, причмокивая, как чай, опорожнил рюмку. — Фу, ты! У нас же соленые огурцы есть, а мы хлебом занюхиваем.

Кроме хлеба, на столе громоздились консервы, свежие помидоры, вареная картошка, селедка, еще что-то, но Пичугин, как сердобольная хозяйка, прибеднялся.

Гайнан оценил вкус соленых огурцов и спросил:

— Саш, а как это ты Жбана приручил, такую щетку сапожную?

— Я? Жбана?

— Ты, ты, Сашок, я же вижу, как он тебе в рот смотрит.

— Не замечал, интересно.

— Так-таки не замечал? — От чрезвычайной сосредоточенности глаза Гайнана остекленились.

— Ну, замечал, замечал, конечно. На меня, если на то пошло, все пацаны, как богомольцы на икону, зенки лупят. — Пичуга опустил взгляд на бутылку, потому что в разбросанные зрачки Гайнана смотреть было неловко. Который из них рабочий? А то можно в один глаз целиться, а за тобой потихоньку другой наблюдает.

Гайнан взял бутылку, до краев наполнил рюмки.

— Все-то оно, может, и все на тя, как на икону, но не все нуждаются в твоем высочайшем позволении пользоваться своими личными вещами.

— Не понял.

— Или «вальтер»-пистолетик не жбановский, а все-таки твой? — Гайнан вновь уставился на Пичугу немигающим взглядом. Пичуга двумя пальцами, отставив мизинец, вознес рюмку.

— Гайнан Фазлыгалямович, вам так очень необходимо знать, чей это пистолет? Вас крайне волнуют наши со Жбаном взаимоотношения? Или мы с вами без всего этого второстепенного не можем договориться, о чем, как я понимаю, мы в принципе уже договорились? Мы же не глупые люди. Я знаю, что вам надо. Вы знаете, чем я интересуюсь... Я легко могу сделать вам то, что имеется у Жбана и принадлежит ему, а вы мне, как я понимаю, то, что валяется у вашего ученого соседа под письменным столом. Любопытная ситуация: и то, и другое их хозяевам не так необходимо, как нам с вами, Гайнан Фазлыгалямович. Открытки в саквояже пылятся без надобности вот уже почти полвека, а «вальтер» в неумелых руках мальчишки может привести к беде. Ладно он сегодня в ворон стреляет. А завтра? И потом ведь на пистолет у вас все законные права, для вас же это восстановление утерянного — памятной, святой вещи, реликвии.

— Это мужской разговор!

Мужчины выпили.

Пичуга выпивку терпеть не мог, дурман не нужен был ни молодому, тренированному организму, ни его дисциплинированному уму. Однако тот же дисциплинированный ум на сей раз дал послабление: ради дела грамульку-другую можно. А после нескольких рюмок и организм перестал сопротивляться. Горькое, с противными вкусовыми качествами питье пошло легко, тормоза отпустили, а когда гость достал вторую бутылку, захотелось и самому газу поддать. Гость оказался редкостным по чуткости и уму собеседником. А Пичугу уже понесло на всех скоростях, он расхвастался, прочитал несколько им самим сочиненных стихотворений, чего он никогда и ни в какой компании не делал, достал из шкафа футбольный мяч и прямо у стола показал новый грандиозный финт, затем притащил пузатый альбом открыток с последними уникальными, просто до ужаса редкостными приобретениями.

— Погляди, глянь, на эту сма-ари, — обхватив дружески за плечо свежеиспеченного союзника и перейдя с ним на «ты», разворачивал Пичуга свое достояние для обозрения. Затем он принес еще кипу альбомов.

— А-ля-мафо, мадера-фигус-краба! — возглашал Гайнан, водя замедлившимся взглядом по десятку раскрытых разложенных на диване, стульях, на полу под ногами альбомов. — Феноменально! И стихи сам сочинил?!

— Разумеется!

И Пичуга вновь декламировал, сбиваясь.

Под занавес Пичуга не удержался и рассказал, как однажды залетел по малой нужде в сортир за школьным двором, покосившийся, вонючий, с не держащей толком защелкой и нарвался на скрюченного Жбана, грешащего онаном.

Пичуга, сморщившись, изобразил.

Гайнан расхохотался.

— Так вот на какой лесочке кита держишь?

— Ха, какой он кит! Килька он, а не кит.

Договорить, досмеяться вволю не получилось. Вернулась с работы усталая, нервная хозяйка, и Пичуга, смутно соображая, принял первый в его семейной жизни разнос. Он безуспешно пытался познакомить ее с новым другом-наперсником, ветераном войны, работником культуры, замечательным человеком, призвать наконец к элементарной интеллигентности. Милая, добрая Раинька, каковой Пичуга охарактеризовал супругу в двух словах до ее прихода, была невменяема, она кричала, что не для того одного пьяницу из дому выставила, чтобы обзавестись другим таким же.

— О какой интеллигентности ты лепечешь? Посмотри на себя в зеркало, посмотри на рожу распаренную своего культурного друга, на ней же все написано.

Утром Пичуга плохо помнил, чем окончилось застолье. Пришла ли жена раньше того, как Гайнан Фазлыгалямович ушел, или она застала их вместе? Если застала, то о чем они втроем говорили? После чашки чая его схватила рвота, в институт он пойти не смог и на тренировку вечером тоже.

— Раинька, я умираю, — шептал он, обхватив помойный таз.

— Пить меньше надо, — отзывалась Раинька.

Глава десятая

42. На катке