Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

— Прошу, вас, господа. Теперь вы поверите, быть может, что у вас под носом живет настоящий преступник. Вы, надеюсь, слышали все? Вы видели все?

В спальню несчастной Ехменьевой входили власти города Н-ска.

— Именем закона я прошу вас арестовать помещика Евграфа Игнатьевича Ехменьева по обвинению в предумышленном покушении на ее убийство.

— Это… это клевета!.. — заревел от бешенства лютый помещик.

— Извините, господин Ехменьев, ни о какой клевете не может быть и речи. Мы сами, помимо господин Путилина, все слышали, все видели.

Арест богатейшего лютого помещика произвел необычайную сенсацию во всей Н-ской губернии.

Было назначено секретное расследование, результатом которого явились «раскрепощение» жены тирана и отдача последнего под опеку и надзор полиции.

В КОГТЯХ ОДЕССКИХ ДЕМОНОВ

ТАИНСТВЕННАЯ КОНТОРА Л. КОПЕЛЬМАНА

На одной из центральных одесских улиц над подъездом каменного дома красовалась скромная вывеска:

«Комиссионерная контора Л. Копельмана».

Какие функции, какие комиссии выполняла эта контора, — никто доподлинно не знал.

Те, которые поднимались по лестнице этого дома, видели, что в контору звонились молодые люди, больше все — семитического типа, одетые со щегольством дурного тона, а также и какие-то толстые дамы, «в шелках и бархатах», увешенные чудовищно толстыми цепочками и браслетами.

«Что они там делают?» — проносилась, порой, в чьей-нибудь голове любопытная мысль.

Но так как контора вела себя изумительно тихо и благородно, то скоро на нее махнули рукой и она перестала интересовать местных аборигенов.

Контора состояла всего из двух комнат, обставленных почти убого: несколько столов, крытых черной клеенкой, широкий диван, венские стулья, счета на крючках стенных, висячие лампы.

Вот и все убранство Копельмановского помещения. В первой комнате шел взволнованный разговор между толстым, полулысым господином с черными, выкрашенными усами и двумя юркими молодыми людьми. Первый был Копельман, вторые — его агенты. Лицо Копельмана было красно, озлобленно.

— Это уже себе безобразие! — кричал он с сильным еврейским акцентом.

— Но чем мы виноваты?

— Тем, что столько времени ни черта не делаете!

— Когда не удается… Ну, что же поделаешь тогда?

Копельман даже затопал ногами.

— А деньги брать умеете? Каждую неделю вы требуете авансы, а сами…

— Извиняйте нас, Лазарь Борухович, эти авансы идут, ведь, в счет платы.

— Еще бы я вам дарить деньги стал! — злобно расхохотался владелец таинственной конторы. — А вы думаете легко деньги вперед авансами давать? Откуда я буду их брать, коли нет оборота? Вы только все сосете Лазаря Боруховича, а Лазарь Борухович совсем без денег сидит!

— Ну, положим… — усмехнулся один из агентов.

Копельман побагровел:

— Что? Вы считали у меня деньги в кармане?

— А отчего бы и не знать их, господин Копельман? До нас доходят слухи, за сколько вы продаете то, что мы добываем.

Копельман несколько смутился, осекся:

— А много-ли чего хорошего вы добыли за последнее время? Ведь это все товар второго, даже третьего сорта.

— Ну, положим, — вмешался второй агент, повторяя восклицание своего приятеля, — товар третьего сорта не идет туда, куда вы сбыли наш.

— Довольно! Ша! О чем вы галдите? — сдался Копельман. — Давайте лучше о деле говорить. — Они сели на диван у круглого стола. — Я получил заказ из Константинополя. Надо как можно скорее его выполнить, иначе он попадет в другие руки. Вы знаете сами, что Финкельштейн объявил нам конкуренцию. Или вы лучше ему хотите работать?

Агенты промолчали, но выразительно переглянулись: — Но товар должен быть самого высокого качества. О! Он пойдет в такое высокое место!

Копельман почтительно поднял указательный палец, унизанный перстнями, вверх:

— К-ха! Что это должен быть за товар! Вы имеете что на примете? — и он выжидательно уставился отвратительными круглыми глазами на молодых людей.

— Есть.

— Да, можно постараться раздобыть, — подтвердил и другой агент.

Глаза содержателя конторы засверкали:

— О! И это правда? Вы даете ваше честное слово?

— Ну, ну, можно и без клятв дело делать. Только вы должны знать, Лазарь Борухович, что для этого потребуются деньги на расходы.

Лицо Копельмана скривилось:

— Деньги! Деньги! Вы только об этом и говорите! Фу! Вы сначала дело сделайте, а потом о деньгах будем обсуждать.

Агенты цинично-откровенно свистнули и рассмеялись.

— Тогда поздно будет, господин Копельман. Мы друг друга знаем. А, впрочем, если вам не угодно, мы станем обращаться к Финкельштейну. Ему как раз такой товар надо…

Копельман заскрипел зубами.

Имя его конкурента всегда приводило его в бешенство.

— Сколько?

— Рублей триста.

— Что? Копельман вскочил.

— То, что вы слышите.

— Но извините себе, это денной разбой!

— Будто бы, Лазарь Борухович? Вам триста жалко? А сколько вы от Сахиниди получили вчера?

Кипельман трагическим жестом схватился за свою круглую, полу-плешивую голову:

— Двести!

— Триста, и ни копейки меньше!

— Ай-вай-вай! — жалобно простонал владелец конторы, вытаскивая толстый засаленный бумажник:

— А если не удастся?