Читаем Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2] полностью

— Тихий, безнадежный хроник… Mania grandiosa… мания величия… отчасти и mania persecutionis… мания преследования. Да вот история его болезни.

Старший врач и директор страшного «желтого» дома достал толстую тетрадь, испещренную знакомыми пометками, и углубился в нее.

— Доставлен год тому назад теткой. Женат. Жена бросила его, бежала… Сначала был помещен в 1-е отделение, как страдающий припадками буйного умопомешательства. Потом улучшение, довольно резкий поворот к улучшению. Надежда на выздоровление. Перевод во 2-е отделение и… переход к неизлечимости.

Директор долго еще продолжал знакомить Путилина с описанием болезни несчастного офицера.

Я не привожу здесь в подробностях всех медицинских определений, так как это неинтересно.

— Вы, профессор, конечно, обращали внимание на особенности проявления той или иной мании бежавшего Яновского?

— Разумеется.

— Вы помните их?

— Помню. У нас, психиатров, хорошая память.

— Сколько я знаю, — продолжал свой допрос Путилин, — почти все сумасшедшие имеют свою исходную, отправнуюточку помешательства. Так?

— Так.

— Они проявляют хоть в чем-нибудь свою страсть, свою склонность к тому, о чем порой здоровые мечтали?

— Совершенно верно.

— Так вот, не замечали ли вы в Яновском особой привязанности к чему-либо? Мне это очень важно знать.

Не только я, но и профессор-психиатр с удивлением и искренним восхищением глядели на знаменитого сыщика.

Откуда у него такая красота острого анализа, острого мышления в предмете, для него, очевидно, совершенно чуждом?

— Изволите видеть, — начал директор «желтого» дома. — Яновский, по-видимому, очень сильно увлекался…

— Легендарной историей? — быстро спросил Путилин.

Психиатр откинулся на спинку кресла.

— Вы… вы и это знаете?

— Я вывожу свою «кривую». Простите, профессор, этого вы, впрочем, не знаете.

— Однако слава о вас идет недаром. Вы прозорливый, господин Путилин. Ну-с, совершенно верно. Яновский страшно любил рассказывать о легендах. Так, однажды он меня спросил: «Верите ли вы, профессор, в заповедную тайну Жигулевских гор, тех Жигулей, где пировал Стенька Разин со своими удалыми молодцами?» Я ответил то, что подсказывала мне моя наука, мой опыт, мой метод.

— А еще, случайно, вам не приходилось слышать от негокаких-нибудь легенд?

— Нет, не упомню.

Путилин встал и протянул директору какой-то крошечный лоскуток.

— Идя к вам, я, преодолевая сильнейший страх, какой питаю к помешанным, внимательно вглядывался в халаты ваших больных. Скажите, профессор, такая материя идет на халаты у вас?

Директор всмотрелся в крошечный лоскуток и уверенно ответил:

— Да. Именно такая.

— Ну, вот и все. Простите, что побеспокоил вас. У вас ведь и так дел много.

Известный психиатр с чувством пожал руку Путилину.

— Я счастлив был познакомиться с таким замечательным человеком, как вы, господин Путилин. Прошу верить, ваше превосходительство, что сегодняшний день останется у меня надолго в памяти.

Путилин стал расспрашивать профессора о наружности Яновского.

Мы вышли из страшного дома. До нас долетали безумный хохот, стоны, вой, взвизгивания, проклятия.

В ПОИСКАХ ЗА ТЕЛЕСНОЙ ОБОЛОЧКОЙ ДУХА-ПРИЗРАКА

На обратном пути от сумасшедшего дома Путилин задумчиво сидел в коляске.

— Ты, кажется, можешь быть доволен, Иван Дмитриевич?

— Почему?

— Насколько я понял, ты напал на след.

— Этого, увы, еще мало, доктор. Мало напасть, надо найти. И потом для меня ясна одна деталь. Однако попытаемся.

В номере «Лоскутной» нас ожидал В.

— Я заехал узнать, Иван Дмитриевич, не потребуются ли вам мои агенты.

— Спасибо, но в настоящую минуту они мне не нужны. Мне придется воспользоваться их услугами, но несколько позже.

— Вы что-нибудь узнали?

— Ничего.

В. недоверчиво поглядел на Путилина.

Разговор перешел на другие темы.

— Скажите, коллега, какие у вас в Москве есть костюмерные заведения-мастерские? — вдруг неожиданно спросил Путилин. — Я, как петербуржец, этого не могу знать…

В., польщенный обращением Путилина к его, В. помощи, оживился.

— Костюмерная мастерская Пинягина, такая же мастерская Ла-шеева. Есть еще несколько.

— Это крупнейшие?

— Да.

— Где находится Пинягина?

— Большая Дмитровка, здание Дворянского собрания.

— А Лашеева?

— Газетный переулок….

— Так, так… Вы ожидайте меня, коллега, под вечер. Может быть, вместе будем работать.

…Зеркальные окна. Вход между колонн — и сразу помещение, производящее впечатление чрезвычайно любопытное.

Перейти на страницу:

Все книги серии И. Д. Путилин

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии