Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

— Куда?

— Изволите видеть — по этой доверенности надо получить пять-десять тысяч. Уехать сам я не могу, ибо ожидаю крупнейшего заказчика из Англии. Вы не тревожьтесь: долго вы не пробудете, этот господин у нотариуса немедленно вручит вам эту сумму. Вы распишитесь и все.

— Но я не могу оставить Ивана Федотовича.

— Не беспокойтесь, Антонина Александровна, я побуду в это время около вашего супруга.

— Но разве нельзя отложить или поручить это другому лицу?

— Нельзя-с. Вы, простите, мало осведомлены в торговых делах. А верного человека у меня сейчас нет под рукой. Сами понимаете: сумма значительная.

Скрипя сердце Антонина Александровна уехала.

— Ты, Вася? — слабо проговорил Кромов, часы которого были сочтены.

— Я, дорогой крестный-благодетель, — с чувством произнес Ловков-Рогатин, подходя к кровати умирающего старика.

— А… а жена где?..

— А я, признаться, ее услал, чтобы прокатилась Антонина Александровна. Измучилась она без сна, без воздуху.

Старик Кромов благодарно взглянул на своего любимца-крестника.

— Молодец ты… хорошо ты сделал… Пусть освежится… Ах, слаб я, Васенька, ко сну клонит. Плохо мое дело.

— Так вы усните, дорогой благодетель. Позвольте, я вам подушки поправлю.

И Ловков-Рогатин, нагнувшись над стариком-миллионером и поправляя подушки, ловко просунул руку под последнюю и незаметно вытащил ключи.

— Хлопотун ты, хлопотун! Ах, Вася, Вася…

— Вы позволите, благодетель, в кабинете вашем один заказ записать?

— Иди, иди. Пиши. Я сосну малость.

Вот и он, этот заповедный кабинет знаменитого «лесного короля». Решительно, быстро подошел к письменному столу Ловков-Рогатин и знакомым ключем отпер правый ящик.

«Тут ли еще?» — можжит его мысль.

— Слава Богу, вот оно, вот оно! — шепчет он с радостно облегченным вздохом.

Шорох раздался у дверей.

Испуганно обернулся Ловков-Рогатин.

В дверях стоит и смотрит старый предатель-сообщник, камердинер Прокл Онуфриевич.

Так же быстро и решительно подошел он к конторке, отпер ее, вынул красный сафьяновый портфель, а из него — последнее завещание, и туда положил то, которое держал в руках.

На минуту руки его дрогнули, но он сейчас же овладел собой.

«Мое, мое все будет!» — словно молотом бьет ему в голову.

— Написал? — с трудом шевеля языком, спросил Кромов.

— Написал, дорогой крестный. Погодите, я опять поправлю вам подушки. Удобнее вам будет.

И снова, поправляя подушки, положил ключи на то же место, где они лежали.

СМЕРТЬ КРОМОВА. ВСКРЫТИЕ ДУХОВНОГО ЗАВЕЩАНИЯ. УЖАС ВДОВЫ

Под утро с Иваном Федотовичем сделался сильнейший и, увы! последний припадок грудной жабы.

— Воздуху… воздуху! — хрипел он. — Умираю… Жена… Тонечка. Ни кислород, ничто уже не могло предотвратить печального исхода.

На руках плачущей Антонины Александровны благородный старик испустил дух.

Пока доктора возились над молодой вдовой, с которой от всего пережитого сделался глубокий обморок, Василий Алексеевич с бледным, взволнованным лицом отдавал распоряжения.

И вскоре в богатейших палатах умершего миллионера происходило то, что происходит всегда в таких случаях.

Явились власти для исполнения печальной церемонии наложения печатей на имущество почившего.

Оправившая от обморока, Антонина Александровна еле держалась на ногах.

— Вы бы не тревожились, Антонина Александровна, отдохнули бы. Я всем распоряжусь, — вкрадчиво, с чрезвычайной сердечностью в голосе говорил Ловков-Рогатин.

Молодая вдова с благодарностью поглядела на него.

— Спасибо вам… Ничего, я осилю себя.

Все, в том числе и власти, приносили вдове миллионера свои соболезнования. «Такая потеря… Такой замечательный человек»… Некоторые, не удерживались от любопытства, бестактно задавали ей тут же, у еще не остывшего тела вопросы: «Конечно, наследуете все вы?»

Антонина Александровна нервно передергивала плечами.

— Да, да… Но, ради Бога, оставьте об этом разговор.

Пышно, чисто по-королевски похоронили Ивана Федотовича Кромова.

Потянулись недели… Одна, другая, третья… И настал, конец, на шестой неделе, день, когда должны были вскрыть духовное завещание покойного миллионера.

Опять, как и в день смерти Кромова, собрались в доме его разные должностные лица.

С печальным, бледным лицом, вся в глубоком трауре, присутствовала при новой церемонии Антонина Александровна.

Едва ли не таким же бледным был и Ловков-Рогатин.

Старик-камердинер все вытирал глаза красным фуляровым платком, изредка всхлипывая.

Когда все были в сборе, обратились к вдове:

— Скажите, пожалуйста, госпожа Кромова, вам известно, где находится духовное завещание вашего покойного супруга?

— Да.

— Я совершал его, — вмешался толстый, плешивый нотариус.

«Когда же?» — пронеслось в голове Антонины Александровны. — Ведь Иван Федотович только собирался написать новое…

— Так где же оно? — повторился вопрос.

— В этой, вот, конторке, — указала рукой вдова. — В красном портфеле.

Конторку из палисандрового дерева торжественно вскрыли.

Вот и он, этот сафьяновый портфель.

— Приступим к чтению!

Водворилась удивительная тишина.

Лица у всех, даже не заинтересованных в содержании завещания, как-то вытянулись, стали важно сосредоточенными.