— Подошел это я к келье его. Дай, думаю, погляжу, что такое значит, что отец Илларион ни к утрене, ни к обедне не выходил. Посмотрел в замочную скважину, да и обмер. Вижу: лежит Илларион на полу, весь в крови.
— О Господи!.. — вырвался крик ужаса из груди всей монашествующей братии.
— Скорей... скорей... — заволновался монах Нектарий. — К отцу благочинному... к казначею...
Невообразимая паника воцарилась в тихой, безмятежной лавре. Братия, бледная, трясущаяся, суетливо перебегала с места на место, охая, крестясь.
Через несколько минут к келье иеромонаха Иллариона подходили: благочинный лавры казначей Нектарий. Сзади пугливо жались монахи.
В три часа дня ко мне в кабинет поспешно вошел, вернее вбежал, правитель канцелярии:
— Ваше превосходительство, страшное злодеяние! Убит иеромонах Илларион из Александро-Невской лавры! Только что нам об этом сообщили!
Я вскочил:
— Сейчас же сообщить прокурору и следователю. Экипаж!
Через десять минут я уже летел к месту убийства. У ворот лавры я встретился с поспешно прибывшими судебными властями. Наскоро поздоровавшись, мы направились к огромному зданию, в котором находились кельи монашествующих.
— Экие негодяи! — ворчал врач, покусывая нервно усы. — И этого места не пощадили! Куда только не ведет преступная воля!
— Сюда... сюда пожалуйте... — понуро указывал нам дорогу пожилой монах с бледным скорбным лицом. Я заметил, как крупные слезы катились по его лицу.
У входа в помещение монастырского общежития нас встретил благочинный.
Мы вошли в келью убитого. Тело иеромонаха Иллариона лежало в прихожей головой в сторону входных дверей, руки были распростерты. Мы все склонились над трупом. Лицо покойного было обращено вверх. На нем застыло выражение страха, ужаса и большого физического страдания. Глаза, не закрытые, производили особенно тягостное впечатление. Горло было проколото в нескольких местах. Зиявшие раны были теперь полны запекшейся кровью. Огромные лужи крови виднелись вокруг всего трупа. Он, казалось, плавал в кровавом озере.
— Отойдите, господа, немного в сторону! — обратился к нам доктор.
Мы отошли от окна. Доктор низко склонился над трупом и пристально стал всматриваться в мертвые глаза Иллариона. Прошло несколько томительных минут.
— Простите, доктор, — начал прокурор, — почему вы так пристально смотрите в глаза убитому?
— А вы не догадываетесь? Видите ли, некоторые современные ученые Запада в области судебной медицины сделали весьма важное и ценное открытие. Оказывается, что в иных случаях глаза убитых, подобно фотографической пластинке, запечатлевают образ убийцы. Случается это тогда, когда предсмертный взор жертвы встречается со взглядом убийцы... К сожалению, в данном случае этого, очевидно, не произошло. Зрачок тусклый, потемнивший... да... да... ничего, ровно ничего не видно. Однако будем осматривать труп.
На правой ладони убитого виднелся глубокий порез.
— Несчастный отчаянно защищался... Видите эту рану на руке? Он хватался за нож убийцы, стараясь его обезоружить, — продолжал доктор.
— А вот и орудие преступления, — сказал я, поднимая с пола два ножа. — Один из них — хлебный, другой — перочинный... Лезвие его согнуто.
— Убийца, очевидно, во время борьбы поранил изрядно себе руки. Видите, вся ряса убитого иеромонаха испачкана отпечатками кровавых пальцев, — вмешался судебный следователь.
Доктор все еще возился с осмотром трупа. Я, прокурор и следователь занялись тщательным осмотром кельи несчастного иеромонаха.
За перегородкой этой комнаты виднелась большая лужа крови у окна. Брызги крови попали и на подоконник, и на лежавший тут расколотый сахар. В большой комнате кровь заметна в разных направлениях. Комод, шкатулка — взломаны.
— Убийство совершено с целью грабежа, — заметил я.
— Без сомнения, — ответил следователь.
На стуле мы нашли тяпку, употребляемую для колки сахара. На комоде, на шкатулке, на столе — везде кровавые следы рук.
— Да, убийца порезал себе руки... — заметил я. — Это очень важная и ценная улика.
— Семь проколов горла! — обратился к нам доктор, покончивший с осмотром трупа. — Убийца в ожесточенной борьбе не мог, очевидно, сразу нанести быстрый и сильный удар. Он медленно и постепенно прокалывал горло своей жертвы.
Я подошел к печке и открыл ее. В ней виднелась большая куча золы. Труба была не закрыта. Я стал рыться в золе и вскоре нашел две жестяные пуговицы.
— Ага! — воскликнул я. — Эти пуговицы доказывают, что убийца сжигал в печке носильное платье, свое, разумеется.
Покончив с осмотром и распорядившись об отправке трупа в медико-хирургическую академию для вскрытия, мы приступили к первоначальному допросу.
— Скажите, отец благочинный, слыл ли покойный за человека особенно состоятельного?
— Не думаю. Мне, конечно, в точности не известно, сколько у усопшего было денег, но предполагаю, что о больших деньгах не может быть и речи. Так, несколько билетов, по всей вероятности.