Читаем Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1] полностью

3/4 Пожалуйте в свободное купе! — проговорил подошедший сзади кондуктор, указывая на соседнее отделение, рядом с занятым Руткевичем.

Инженер последовал за кондуктором.

3/4 Изволите ехать до Санкт-Петербурга?

3/4 Да, вот билет...

3/4 Позвольте повесить ваш саквояж, — услужливо предложил кондуктор, протягивая руку за вещью.

3/4 Нет, нет! Оставьте, не троньте! — с замешательством запротестовал пассажир, отстраняя жестом руку кондук­тора. 3/4 Скажите, кондуктор, вам известен господин, спящий в первом от входа купе? Лицо мне его что-то знакомое. Ка­жется, это подрядчик... Шлыков, ставивший мне в прошлом году на дорогу шпалы.

3/4 Никак-с нет, этот господин владелец имения близ станции Бологое, откуда они и едут; фамилия генерала, кажется... Тургасов.

3/4 Скажите, какое сходство! Вы больше мне не нужны, разбу­дите меня, когда будем подъезжать к столице. И с этими словами пассажир задвинул входную дверь у купе перед носом кондуктора.

Кондуктор, однако, не спешил отойти от двери и, напротив, плотнее прижался к ней, приложив ухо к замочной скважине; минуту спустя он явственно услышал слабый звук пружинного замка.

3/4 Мерзавец! Заряжает! — прошептал Серенко, отходя от двери, где столкнулся с охотником.

3/4 Это он?

3/4 Да, он, и при нем адская машина, он, очевидно, ее теперь заряжает... сейчас я через скважину слышал, как он открывал свой саквояж.

3/4 Надо донести начальнику?

3/4 Не надо, он знает и караулит злодея у выходной пло­щадки. Помни, Серенко, данную тебе инструкцию... — проговорил наскоро Руткевич, отходя от него, так как в купе, занятом инженером, что-то звякнуло, заскрипело.

Поезд шел полным ходом; решительная минута прибли­жалась. Я впился глазами в противоположную площадку вагона, где в четырех-шести шагах стоял отец; сердце билось ускоренным темпом... Боже! Чем все это кончится? Как мучительно ожидание, минуты кажутся часами. «Что-то чувствует отец, не покинуло ли его обычное самообладание? Он, видимо, взял на себя самую трудную задачу — лично задержать Шиманского, подвергая при этом свою жизнь опасности», — вихрем пронеслись у меня эти тревожные мысли.

Поезд стал замедлять ход, приближались к станции Померанье.

«Выйдет он здесь или проедет до следующей станции?» Как бы в ответ на мою мысль донесся легкий скрип отворяющейся двери, и на площадку стремительно вышел из ва­гона первого класса Шиманский. Толчок ногой в дверь, ведущую на подножку вагона, второй, третий — все безрезультатно. Видя неудачу, инженер стал бешено вертеть за ручку двери — дверь не поддавалась, так как была заперта на ключ.

— Вы саквояж в вагоне забыли!.. — донеслась до меня фраза отца, произнесенная несколько в насмешливом тоне.

Шиманский быстро обернулся назад, при этом взгляд его скользнул по двери на буферную площадку, которая наполо­вину была раздвинута. Заметив вмиг это обстоятельство, инженер со страшной стремительностью бросился к якорю спасения, но в тот момент, когда Шиманский, добежав до двери, просунул уже голову вее пролет, вокруг его туловища обвились и сомкнулись две сильные руки, затормозившие дальнейшее его движение вперед.

«Мышь попалась в западню!» — сообразил я, следя за борьбой.

Две человеческие фигуры сомкнулись в одну... тяжелое пре­рывистое дыхание, слабый хруст костей, и, наконец, глухой звук от падения чего-то тяжелого на железную площадку вагона... Оба противника, не устояв на ногах, свалились на пол в самом пролете двери, касаясь головами самого края буферной площадки, ежеминутно рискуя вылететь на рельсы.

Шиманский, не обращая внимания на эту опасность, делал нечеловеческие усилия сползти с площадки, видимо, предпочитая лучше свалиться на полотно или откос дороги, чем оставаться на поезде, в вагоне — он ждал взрыва.

В этой ужасной борьбе был момент, когда я считал отца погибшим, видя, как он свесился за край площадки, отрывая руки Шиманского от железной вертикальной стойки зонта.

Невольно вырвался у меня крик ужаса, и я сделал шаг вперед...

3/4 Назад, упадешь! — услышал я грозный окрик отца.

Я остановился и тут сразу заметил, что отцу удалось отодви­нуться от края буферной площадки, но в тот же миг в правой руке Шиманского сверкнуло дуло револьвера...

«Убьет, убьет!.. Теперь все пропало!..» И я замер в ожидании смертельного выстрела. Прошла секунда, другая... выстрела не последовало: рука, державшая орудие, опустилась вниз, как плеть...

3/4 Серенко, бросьте давить ему шею… иначе его задушите!

3/4 Прикажете вязать, господин начальник?

3/4 Да, но не очень усердствуйте... ему и так досталось от ваших медвежьих лап; он теперь в обмороке, и нам удобнее перенести его в кондукторское отделение. Почему вы так замешкались, Серенко?

3/4 Я помогал Руткевичу разрезать саквояж.

3/4 Ну, а снаряд?..

3/4 Обезврежен, но хлопот с фитилем и раскрытием саквояжа было много.

3/4 Тургасов проснулся?

3/4 Никак нет, спят крепко, глаз не раскрывал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии