Шеф-повар Александр Красовский 3

Признаться, такого заключения от опытной комиссии экспертов, подписанной Юханом Нильссеном профессором языкознания Стокгольмского университета, он не ожидал.

А написано там было следующее:

«Прослушав присланную на экспертизу магнитофонную запись сдачи экзамена на знание шведского языка Красовским Александром 22 лет, прибывшим из Советского Союза 18 сентября сего года, проведенную в университете Умео 30 сентября 1973 года комиссия пришла к выводу, что сопроводительные документы к записи являются ложными.

Мы ответственно заявляем, что человек, чей голос мы слышим на пленке, не может являться заявленным испытуемым по следующим причинам:

Во-первых, комиссия определенно пришла к выводу, что для этого человека шведский язык не является родным.

Об этом свидетельствуют такой основной признак, как акцент тона. Имеются незначительные отличия в произношении фонем, характерные для славянских языков.

Но в тоже время для комиссии не представляло труда сделать заключение, что прослушиваемый индивидуум, скорее всего славянского происхождения, но свободно говорит на шведском языке с юности в течение многих лет от сорока и больше, поэтому не может иметь указанный возраст 22 года.

Ниже стояли подписи четырех маститых специалистов филологов».

Естественно там не были записаны слова Юхана Нильссена сказанные им Торвальду, когда тот заехал в университете забрать акт экспертизы.

— Молодой человек, если в вашей конторе решили проверить нашу компетентность, то могли бы сделать это более приличным способом! — ядовито проговорил тот.

Седой профессор в роговых очках так свирепо уставился на Нюстрёма, что тот смог только пролепетать несколько слов оправдания, что никто не хотел вводить профессора в заблуждение и такой персонаж действительно существует.

— Тогда представьте его нам лично, а не присылайте всякие подозрительные записи, — отрезал Нилссен.

— Ну, Магнус, подкинул ты мне мороки, — недобрым словом вспомнил Торвальд школьного приятеля. — И что теперь прикажете делать. Куда мне с этой бумагой идти?

Подумав, он пришел к выводу, что для дальнейших решений у него имеется начальник, пусть тот и решает, что делать с актом экспертизы. И руководитель оправдал его ожидания.

— Торвальд, у тебя, что, дел больше нет, как возить зятя своего друга по экспертизам? Сдавай все в архив. Займись вплотную каналом сбыта героина, там опять нарисовывается хорватский след. С этой международной бандой пора заканчивать.

Вот уже заканчивается ноябрь, в Умео выпал первый снег. Он, конечно, еще растает, но зима неумолимо приближается.

Я же смотрю из окна своего, ну не вполне своего, арендованного кафе на два грейдера равняющих площадку для стоянки грузовых фур. Она тут когда-то была, но за годы бездействия заросла мелким кустарником.

Даже не представлял, что получить ссуду и провести ремонт здания, будет намного легче, чем выбить в мэрии разрешение на эту стоянку. А сколько денег в неё ухлопано, ужас!

Два месяца прошли в трудах и заботах. Пришлось один раз съездить в Стокгольм для получения ссуды. Хорошо, что рабочую визу мне прислали домой, а сдать экзамен на знание языка удалось в университете Умео.

Тесть был изрядно озадачен моими способностями организовать рабочий процесс. Поэтому практически сразу перестал соваться с ненужными советами, поняв, что если будет нужно, зять сам их попросит.

— В следующем году, если все будет хорошо, надо заасфальтировать площадку, чтобы грязь не носили, — подумал я и отошел от окна. Надо делать дело. Персонал у меня был набран по минимуму, поэтому приходилось работать даже не двоих, а за троих.

Зато поток посетителей понемногу нарастал. Когда в конце октября мы открылись, в первый день был даже небольшой наплыв, с которым удалось с трудом справиться. Затем, поток любопытных горожан резко уменьшился, но водителей, желающих пообедать, или поужинать становилось все больше.

Последнюю неделю кафе начало выходить в плюс, чему я несказанно радовался и лелеял робкую надежду, что так будет продолжаться и дальше.

Ремонт же в нашей квартире практически не начинался. Все силы и средства были брошены на кафе.

По моим подсчетам после нового года можно будет взяться за квартиру.

А пока, я жил здесь холостяком. Эмели приезжала ко мне после учебы, но к вечеру уезжала под папино крылышко.

На втором этаже в мансарде я устроил себе небольшой рабочий кабинет три на три метра, где стоял письменный стол с пишущей машинкой, обычный венский стул с гнутой спинкой, ну, и полочка со справочниками. У стены примостилась небольшая софа, на которой я ночевал в печальном одиночестве.

В машинке торчали листы бумаги, с напечатанным заглавием. «Маленький саам, волшебник из Умео».

Дальше заголовка я пока не продвинулся и не потому, что не хотел, или не было мыслей. Банально не мог, потому, что за рабочий день уматывался так, что с трудом добирался до кровати.

Да, я решил немного изменить судьбу и посмотреть, что из этого получится.