Шеф-повар Александр Красовский 2

Когда впереди появились два силуэта катеров, очерченные ходовыми огнями, сзади тоже появился луч прожектора.

Петерс понял, что появились преследователи только когда на финских катерах зазвучали в мегафон громкие команды и подрабатывающие на тихом ходу дизеля заработали на полную мощность.

Финны во всеоружии готовились к встрече с горячими русскими парнями.

Старший лейтенант Михеев разочарованно вздохнул и окончательно понял, что он в пролёте, как только мичман доложил, что по данным РЛС впереди по курсу их встречают финские катера, дрейфующие в своих водах.

Тем не менее, он продолжил погоню, поливая матерными ругательствами беглецов и начальство, прохлопавшее эвакуацию иностранных шпионов, а кого еще могли прикрывать в своих водах финны, как не шпионов?

— Ржавый якорь с винтом всем вам в жопы, суки! — в ярости закончил он свой спич и громко приказал:

— Стоп, машины, — когда по локатору до финских вод оставалось всего лишь полкабельтова.

Немногочисленная команда выскочила на палубу и с бессильной злобой наблюдала, как небольшой катер проскочил освещаемый промежуток между встречающими его судами и снова скрылся в ночной тьме.

Финские пограничники тоже не задержались, синхронно отработав машинами поворот, они направились вслед за катером беглецов.

Минут двадцать они сопровождали своих подшефных, а затем отвернули в сторону, направляясь на свою базу, убедившись, что горячие русские парни оказались благоразумны и не стали создавать себе проблем, вовремя остановившись, и не устраивая пограничный инцидент. Финнов ждал берег и отдых, в отличие от советских пограничников, бдящих день и ночь, им не надо было ловить своих граждан, желающих покинуть страну, да и перебежчиков тоже. Те сами приходили и сдавались властям сразу после перехода границы. Зато советских пограничников по приходу в порт ожидала здоровенная порция писюлей.

Приближаясь к финскому берегу, Петерс явно повеселел, снова скинул газ и замурлыкал какую-то песенку себе под нос.

К этому времени над горизонтом появилась луна и осветила приближающиеся шхеры. Петерс еще убавил газ, и катер быстро пошел вперед, но уже без глиссады.

Эстонец явно подзабыл, куда должен идти, потому что иногда задумчиво кряхтел, выбирая в какую протоку между островами направить катер.

Путь в шхерах, пожалуй, занял не меньше времени, чем переправа через Финский залив, но здесь среди островков и множества огней, дружелюбно моргающих с берега, настроение у Люды стремительно поднималось.

Когда на востоке заалел восход, катер пришвартовался у неприметного пирса.

С него в катер скинули трап, и Люда неуклюже хватаясь за деревянные ступеньки, первой полезла по нему наверх, в неизвестность.

Она еще стояла на очередной ступеньке трапа, когда её мокрую холодную руку встретила чья-то горячая ладонь. Подняв глаза, она увидела улыбающегося мужа. Тот легко выдернул её наверх на пирс, как будто она не весила пятьдесят восемь килограмм, и крепко обнял.

Люда попыталась обнять его в ответ. Но её руки внезапно ослабели, она побледнелаи, сказав: — Мне так плохо, сильно кружится голова, — тут же потеряла сознание.

После того, как я передал письмо Нюлунду, прошло несколько дней. Все эти дни я жил ожиданием и кидался к телефону на каждый звонок. В голову лезли всякие нехорошие мысли.

— А вдруг Нюлунд не сможет отправить письмо. Вдруг Люда не захочет ехать неведомо зачем в Эстонию.

Короче, в моем уравнении было столько неизвестных величин, что оставалось только надеяться на чудо.

И оно произошло. Я только вернулся с работы и собирался перекусить перед сном, как раздался телефонный звонок.

— Не спишь еще, — раздался в трубке знакомый голос Адольфа Петерса.

— Не сплю.

— Это хорошо, твоя жена уже в Эстонии, на завтра планируется операция. До скорого.

— Понял, спасибо, и тебе спокойной ночи, — ответил я и положил трубку.

Адрес предместья Хельсинки, куда мне надо было приехать, уже был давно вызубрен.

Утром я уже был в порту и с тревогой ожидал отхода первого парома, на который у меня был взят билет.

Только бы в этом пароме ничего не отказало, молился я неизвестным богам, пока тот неторопливо отходил от причала, направляясь к финской столице.

Вечером, проехав Хельсинки, я свернул в сторону берега на неприметную дорогу. Проехав с километр, остановился у шлагбаума. Пожилой финн внимательно прочитал мой пропуск, после чего открыл проезд. Проехав еще километров шесть, я выехал на вытянутый в море каменистый мыс, на одной стороне которого стояли несколько деревянных строений, а на другой вдоль берега шел длинный причал. Оставив машину на стоянке, направился к ближайшему дому, в надежде, что мне растолкуют, чего, собственно, делать дальше. Далеко я не прошел, когда из его дверей вышел Петерс и направился ко мне.

— Как добрался? — поинтересовался он с отсутствующим видом.

Было видно, что эта проблема его мало волнует, и он думает совершенно о другом.

И я прекрасно понимал о чём. Петерс нервничал перед встречей с отцом, которого оставил, будучи совсем мальчишкой, и теперь не на шутку волновался, ожидая его возвращения.