Распад восточногерманской разведки, естественно, заставил ПГУ задуматься о судьбе ее агентуры, работавшей, как мы могли судить по информации, в чрезвычайно интересных для нас в то время объектах ФРГ, США и НАТО. Некоторые немецкие коллеги, осуществляющие связь с агентами, в частном порядке предлагали передать их ПГУ. Соблазн был велик, однако и опасность была очевидна.
Было известно, что подавляющее большинство немецких разведчиков во главе с Гроссманом держатся стойко и не допустят раскрытия своих источников. Мы знали о том, что резидент ЦРУ в Западном Берлине посетил нескольких руководящих работников бывшего Главного управления «А», предлагал им сотрудничество за очень большие деньги с перспективой спокойной жизни в США и получил решительный отпор. Американцы заблаговременно готовили позиции для работы по объединенной Германии и стремились опередить своих коллег из ФРГ. В то же время ряд разведчиков пошел на предательство. Не могло быть сомнений, что их число будет расти и, соответственно, возрастать риск, связанный со всеми делами, к которым была причастна восточногерманская разведка.
Руководством ПГУ было принято решение, одобренное председателем КГБ: ни одного из агентов Главного Управления «А» на связь не принимать, отказаться от использования в разведывательных целях бывших сотрудников разведки, от личных контактов с ними не уклоняться, в необходимых случаях оказывая материальную помощь. Может показаться явным противоречием отказ от использования в разведывательных целях с разрешением на поддержание контактов, в ходе которых мы, разумеется, получали представляющую интерес, а временами ценную информацию. Имелась в виду недопустимость поддержания связи с друзьями с применением специфических методов — радиосредств, тайников и тому подобного, что обычно ассоциируется со шпионажем, постановки заданий разведывательного характера, прежде всего по добыче документальной информации, т. е. всего того, что могло бы явиться доказательством незаконности наших действий в случае провала.
Нацеленность на приобретение источников и добычу информации у кадровых разведчиков приобретает почти инстинктивный характер и нередко подавляет чувство осторожности. Я видел, что мои действия воспринимаются многими сотрудниками с недоумением — руководство перестраховывается и упускает великолепный шанс пополнить оперативные возможности разведки. Подобные чувства были мне близки, но приходилось думать не только о своей службе. Наши немецкие друзья были загнаны в угол, их обвиняли в том, что они работали на иностранную державу. Было абсолютно недопустимым предоставить реальные основания для этих обвинений. Таким образом, нужно было сдерживать наступательные порывы работников, подавлять несанкционированные действия, внимательно следить за указаниями руководителей различных подразделений ПГУ — нельзя было исключать, что кто-то попытается обойти решения начальника Службы.
Дело меж тем стремительно шло к объединению Германии на условиях Запада. Иллюзорная идея конфедерации двух германских государств, которую Модров выдвигал во время визита в ФРГ в феврале 1990 года, просуществовала весьма недолго. Попытки советской стороны защитить интересы восточногерманских союзников и свои стратегические позиции в центре Европы были обречены на неудачу. Запад одерживал верх и не собирался ни на йоту поступаться своим преимуществом.
Выдвинутая Москвой идея нейтрального единого германского государства жила не дольше, чем концепция конфедерации. 3 октября единая Германия — член НАТО — стала реальностью. Советские лидеры были вынуждены делать вид, что все произошло именно так, как они и задумывали. Москва неустанно выдвигала новые и новые идеи, замыслы, планы, концепции, поддерживала кипучую дипломатическую активность на высшем уровне, утомляла мир длинными речами философского содержания и… теряла внешнеполитическую самостоятельность. В декабре 1990 года министр иностранных дел СССР Шеварднадзе ушел в отставку. Объявленные им мотивы этого драматического решения — критика со стороны полковников — народных депутатов, наступление консервативных сил — прозвучали неубедительно. В осведомленных кругах в Москве было известно, что Шеварднадзе начал обдумывать уход с поста министра задолго до декабря и лишь выбирал для этого подходящий момент. Отставка была логичным завершением политики нового мышления, позволившей Западу добиться беспрецедентных успехов невиданно малой ценой. Говорили, что министр уходит от ответственности, предоставив Горбачеву возможность пожинать плоды перестройки.
День отставки Шеварднадзе совпал с 70-летием советской разведки.