Вторая застава печенегов выехала слева, из гущи кустов по склону оврага, когда до задних конников оставалось еще приличное расстояние. Самый резвый из них опередил троих товарищей шагов на двести, выставил хвостатое копье и мчался на Могуту, стараясь успеть загородить ему дорогу.
«Глупец безусый! – без злости ругнул печенега бывалый Могута. – Нешто можно щенку гнаться за матерым волком!» – Не разгибаясь, он достал из-за спины лук – подарок Янка перед самым расставанием в ирпеньской пойме, а тому этот лук подарил Власич, провожая белгородского посланца из Киева к себе в родной город. «Ты в лесу без лука пропадешь, – сказал тогда Янко, – потому как никакой дичи тебе голыми руками не взять, а стрелой и вепря можно свалить. Мне же теперь только через Ирпень переплыть, да на стену Белгорода подняться. А для этого лук мне не нужен!»
– Спаси бог неба тебя, мой верный друже Янко! – вслух проговорил Могута, словно белгородский ратник мог услышать теперь его. – Не только для дичи сгодился твой подарок, отменный лук киевлянина Власича! – Он крепко стиснул пальцами кибить[62] лука, положил на нее стрелу с древком красного цвета от крови печенега, сбитого прошлым днем у Днепра, и когда до чужака оставалось не более сотни шагов, резко выпрямился в седле, натянул тетиву с такой силой, что, казалось, подзоры[63] вот-вот треснут, и пустил стрелу. Метил в коня, чтобы убрать находника с пути. Гнедой в яблоках конь со всего маху рухнул на землю. Над ковылями головой вперед полетел всадник, потом два раза мелькнули конские копыта – и все пропало в густой траве, словно в воду кануло.
Ответом на удачу русича были три стрелы, пущенные печенегами с довольно большого расстояния, а потому на ветру и не столь удачно.
«Гонитесь, гонитесь! Кто первым приблизится, тому будет вторая стрела, кровью пропитанная! Пять штук выдернул я из ваших соплеменников, а вас идет мне наперерез всего трое!» – о тех, которые нагоняли его сзади, Могута как бы забыл – до них оставалось еще больше полутора поприщ.
«Настигнут, – оглянувшись, понял Могута, и в душу впервые вкралось недоброе предчувствие. – Задние настигнут до наступления полной темноты над степью, да и эти с каждым конским скоком наперерез близятся! Ну коли так, биться будем!»
Могута еще раз выпрямился в седле, поднял длинный лук и с яростными проклятиями находникам, выпустил стрелу в ближнего печенега. Всадник каким-то чудом успел наклониться к гриве коня, конь от этого резкого движения метнулся влево и сбросил седока в гущу ковыля. Двое оставшихся чуть-чуть попридержали гривастых скакунов. Они поняли, что лук русича бьет гораздо дальше их луков, не менее, чем на сотню шагов, и подставлять себя под его стрелы у них пропало всякое желание: решили ждать своих соплеменников, которые гнались следом за дерзким гонцом князя Владимира к торкам. А в том, что это именно гонец, у них, по-видимому, не было никакого сомнения, И хотелось всадникам отличиться перед каганом Тимарем, изловив этого русича, да видели, что он их к себе ближе чем на полет его стрелы, не подпустит…
Впереди, перекрывая путь Могуте, близился густой лес. Крайние к полю дубы в лучах заходящего солнца, которое нижним краем уже прилегло на западный небосклон, отливали медным сиянием, над кронами кружили вороны, высматривая место для близкого ночлега.
«Либо спасение мое, если лес этот довольно просторен, либо погибель, если он недостаточно широким окажется! Но иного пути не вижу! Ежели начну огибать лес краем, задние печенеги скоро вцепятся в хвост моего коня. В лес, Могута, и да поможет нам бог неба Христос! Он теперь видит меня, еще довольно светло, неужто не спасет русича, который принял его как нового бога своей земли? – И Могута размышлял, словно возносил молитву к новому богу, а сам ударил пятками взмыленного коня.
– Держись, ретивый, не упади, иначе настигнут меня клятые находники! Живым не дамся – на копья поднимут. Либо, как дружинника Вешняка под Белгородом, стрелами издали побьют!
Могута влетел в лес на такой бешеной скорости, что едва сам себя не погубил, когда успел пригнуть голову, промчавшись под толстым отростком столетнего, не менее, зеленого великана. И тут же повернул коня вправо, подальше от днепровского берега.
«Печенеги подумают, что я в глубь леса ринусь, туда и кинутся следом за мной, чтоб до темноты успеть изловить», – принял весьма рискованное решение Могута, направляя уставшего коня так, чтобы деревья и мелколесье надежно закрывали его от преследователей. Печенеги достигли леса в тот момент, когда Могута отъехал в сторону не менее, чем на полет стрелы. Он ласково похлопал коня по горячей влажной шее, успокаивая и благодаря одновременно, потом склонился к конской голове, прошептал, будто разумному существу: