Щит и Меч Сталинграда

— Надо,— сказал я.— Ваш «почерк» известен в функабвере Сулеювек, и если радиограмму передаст от вашего имени другой радист, Шильдингу доложат, что рация попала в руки советских органов госбезопасности. Когда назначен радиосеанс?

— Меня слушают ежедневно в 18.30 по московскому времени.

Я взглянул на часы.

— Сейчас около семи часов — в Москве шесть вечера. Готовьтесь.

Пока настраивали рацию, была составлена первая радиограмма. «Валли» информировалось, что П-22 (под таким номером, заброшенный к нам абвером агент числился в германской разведшколе) приземлился благополучно, но подмокли батареи питания. Для дальнейшей успешной радиосвязи необходимы новые.

После недолгой паузы из «Валли» ответили:

«Где устроились с жильем, откуда ведете сеанс? Нужны координаты вашей встречи со связником».

Инженер из Одессы вновь застучал на ключе:

«П-22 прописался на временное жилье, документы не привлекли внимания в милиции и военкомате, сеанс проводится за городом».

В конце донесения радировали место встречи со связником — четвертую от входа в городской парк лавку.

«Валли» (а значит, и майор абвера Шильдинг) обеспокоилось, что их агент подмочил при приземлении батареи питания. Шильдингу ничуть не улыбалось оставить своего радиста в Сталинграде глухим и немым. Об этом стало известно на следующий день, когда была принята из «Валли» очередная радиограмма.

«Валли» радировало, что этой же ночью неподалеку от Сталинграда будет сброшен связник с посылкой для П-22. Встреча со связником произойдет в указанном П-22 месте утром, с 9 до 9.30.

— Видимо, присылают какого-то знакомого мне «активиста»,— предположил лейтенант,—пароля для встречи и отзыва на пароль не сообщили. Надеются, что мы без пароля друг друга узнаем.

Утром, за несколько минут до девяти часов, Андрейко сидел в городском парке на четвертой от входа скамейке. Шло время, но связника не было.

Когда часы показали 9.45, было решено покинуть место встречи.

Андрейко встал, медленно двинулся по аллее к выходу. И когда миновал ворота, на его плечо легла рука.

За спиной стоял Фастов (под этой фамилией агент абвера был известен лейтенанту, настоящую же фамилию мы узнали вскоре).

— Привет!— поздоровался «Фастов».— Извини, что не подошел вовремя. Признаюсь, боялся, что вместо тебя встречу энкавэдистов. Теперь словно гора с плеч свалилась.

— Где питание? — строго спросил Андрейко.

— На вокзале в камеру хранения сдал.

— А оружие?

— Оно завсегда при мне,— похвастался «Фастов» и похлопал себя по правому карману галифе.— С ним спокойнее даже спится.

Потертый чемоданчик на вокзале получили быстро. На трамвае поехали за Царицу. Вышли на одной из остановок, дошли до неприметного дома и поднялись на второй этаж.

— Заходи,— пригласил лейтенант «Фастова», и тот смело перешагнул порог квартиры, где и был задержан чекистами.

Первым делом из воротника гимнастерки задержанного шпиона изъяли ампулу с ядом, а затем из кармана галифе парабеллум.

Пришел в себя задержанный лишь в здании УНКВД. Затравленно озираясь по сторонам, «Фастов» сидел перед начальником отдела Полем Борисом Константиновичем и отвечал на его вопросы.

Я же, переодевшись в штатское, стоял в стороне, не желая мешать допросу.

Была произведена очная ставка с Андрейко, который поведал все, что знал о предателе: о его добровольной сдаче в плен, желании выслужиться перед немцами.

Услышав все это, «Фастов» пал духом и торопливо, сбиваясь на скороговорку, словно боясь, что его перебьют и не дадут выговориться, начал давать откровенные показания. Он рассказал о своем задании, о приказе майора абвера проверить благонадежность П-22: не работает ли тот по принуждению НКВД? И если все опасения отпадут, развернуть в Сталинграде широкий фронт разведывательной работы, привлечь к ней новых людей, в первую очередь из числа уголовных элементов, отбывших срок заключения и таящих злобу на Советскую власть и народ.