Щит

— Леди Мэйнария! Это неразумно! — почувствовав, что она уперлась, раздраженно воскликнул Рендалл. — Простите за интимные подробности, но если вы настоите на своем решении, то вам придется справлять нужду в присутствии постороннего мужчины!

— Ваша светлость, Кром мне не посторонний! — усмехнулась баронесса. — Он — единственный человек на всем Горготе, которому я полностью доверяю!

— Но ведь и у доверия должны быть какие-то пределы, не правда ли?

— Не в этом случае! Кстати, если вы действительно заинтересованы в том, чтобы я покинула эти гостеприимные стены, то поспособствуйте ускорению расследования.

— Хо-ро-шо… — зачем-то выделяя каждый слог, кивнул граф. — Как скажете.

— Благодарю! — улыбнулась Мэй и, поморщившись, прикоснулась пальчиком к разбитым губам.

— Может, вам прислать лекаря?

Баронесса задумчиво посмотрела на него и отрицательно помотала головой:

— Лекаря, пожалуй, не надо. А вот целое платье мне бы точно не помешало.

Минут через десять после ухода графа Грасса на нашем этаже началась нездоровая суета. Сначала в коридор вбежали двое заспанных стражников и, вполголоса проклиная сбрендившее начальство, уволокли труп Зиги. Не успели затихнуть их ругательства, как со стороны лестницы раздался тихий топоток, и за решеткой нашей камеры нарисовалось бесполое существо в лохмотьях неописуемого вида.

Это создание не ругалось — молча поставило на пол ведро с водой, вытащило из него тряпку, с трудом опустилось на колени и довольно добросовестно принялось замывать зловонную лужу.

Еще через пару минут в коридоре возник хорошо знакомый мне Жмых и, прошмыгнув мимо нашей камеры чуть ли не на цыпочках, загремел ключами где-то далеко справа. Я прислушался к доносящимся до меня обрывкам слов и удивленно хмыкнул: судя по всему, граф Грасс приказал очистить этаж от «лишних» заключенных.

Порадоваться тому, что леди Мэйнария сможет провести ночь, не слыша стонов и причитаний истерзанного палачами мужчины, мне не дали — как только Жмых проволок калеку мимо нашей решетки, с лестницы донесся о-о-очень знакомый лязг железа.

Баронесса, до этого момента сидевшая на краю нар с абсолютно ровной спиной и невидяще глядевшая в противоположную стену, перепуганно вздрогнула и торопливо пересела вплотную ко мне:

— Что это там грохнуло?

— Скорее всего, это воины графа Грасса. Взяли под охрану вход на этаж. Сейчас посмотрю… — Я попытался встать, чтобы подойти к решетке и удостовериться в своей правоте.

Не тут-то было — леди Мэй вцепилась мне в руку и умоляюще прошептала:

— Не ходи…

Бороться с ней я не собирался, поэтому пожал плечами и остался на месте.

— Обижаешься?

Обижаться я, конечно же, не обижался. Но предпочел бы, чтобы она дожидалась суда где-нибудь за пределами этих стен.

Мое молчание баронесса истолковала как согласие. И виновато вздохнула:

— Зря: я сделала то, что считаю единственно верным…

— Ваша милость, вы…

— Мэй…

— Что?

— Тут, кроме нас, никого нет… — тоном, не терпящим возражений, сказала она. — Называй меня Мэй…

Я заглянул в ее глаза и на некоторое время забыл про все и вся: на меня смотрела Ларка! Взглядом, полным надежды и любви!!!

С трудом стряхнув с себя это безумное наваждение, я облизнул враз пересохшие губы и услышал собственный голос:

— Хорошо, Мэй…

— Так что ты мне хотел сказать? — пододвинувшись еще ближе, спросила баронесса.

Вспомнить, что я хотел сказать перед тем, как увидел в ней сестру, оказалось выше моих сил. Поэтому я зажмурился и глухо пробормотал:

— Как я уже говорил, вам надо было ехать с графом Грассом…

— Тебе…

— Тебе… — послушно повторил я.

— Зачем мне ехать с человеком, которому я не доверяю?

Я мысленно застонал: Мэй осталась в тюрьме из-за моей глупости!!!

… — Все закончилось, Мэй… — выдохнул я, скользнул на шаг в сторону, просунул руку между прутьев решетки и ласково погладил ее по волосам: — Все закончилось… И… какая же вы у меня молодец…

Вовремя: вместо того, чтобы впасть в истерику, баронесса прервалась на полуслове, растерянно захлопала ресницами, опустила взгляд, увидев, во что превратилось ее платье, и мучительно покраснела.

Прихотью кого-то из богов Время взяло и остановилось. Дав мне возможность рассмотреть острые белые зубки, обиженно закусившие разбитую губу, слезинки, набухшие в уголках ее глаз, и взгляд, который пылал какой-то детской, но от этого не менее жгучей обидой.